Смутные дни - Тим Волков

Иван Палыч, стиснув ручку саквояжа, выпрямился.

— Во-первых, я тебя не сажал, Егор Матвеич. Ты сам себе срок организовал. Во-вторых, разве не заслужено ты его получил? Ты закон нарушил. Вот и поплатился за это, понес ответственность.

Субботин шагнул ближе, ухмылка стала шире, обнажив кривые зубы. И едва заговорил, как шрамы на его лице зашевелились, как живые — сказалось отсутствие нормального лечения, затянуло всю кожу.

— А теперь вышел! — рявкнул он. — Амнистия, Иван Палыч! Значит, и не было никакого нарушения! Чист я перед законом, как стёклышко, получается чист!

Доктор холодно посмотрел на него.

— Амнистия — не оправдание.

— Да ты не волнуйся, — отмахнулся Субботин. — Если думаешь, что мстить тебе буду, то зря. Не до тебя сейчас.

— Вот уж спасибо за одолжение! — язвительно ответил Иван Павлович.

— А ведь мог, — понизив голос, сказал Субботин. — Мог. Так что зря ты так. Просто… не охота руки марать. Пока не охота.

— Угрожаете?

— Предупреждаю. Дам тебе совет, доктор: не суйся, куда не звали. Занимайся своими делами, а в чужие — не лезь. Власть нынче другая, не такая, которая тебе благоволила.

И с этими словами он развернулся и пошел прочь.

Появление здесь, у трактира, Субботина было понятно — опять пытается забрать себе свое. Но вот не понятно другое — имеет ли он отношение к махинациям с ремнями? Вряд ли, потому что Игнат ему теперь как кость в горле — его трактир забрал, — и вести с ним дела едва ли он будет. Так что Субботина исключаем из этой схемы? Нет, вот тут бы не спешить и поспешных выводов не делать.

«Нет уж, — злобно подумал Иван Павлович, провожая Субботина взглядом. — Соваться у буду куда хочу и когда захочу».

И направился прямиком к Игнату Феклистову.

* * *

Субботина в трактире не оказалось — видимо уже успел переговорить с новым хозяином.

«Надеюсь, он еще жив», — хмуро подумал доктор, проходя глубже. От Субботина теперь можно ожидать чего угодно. Мог и Игната, скажем, по голове огреть — пребывание в тюрьме, пусть и не долгое, дало бывшему кулаку какой-то безумной звериной дикости.

В трактире пахло кислыми щами. Сам Игнат стоял у прилавка и всем своим видом показывал, что разговор с Субботиным был не самым дружественным.

— Иван Павлович, какими судьбами? — без всякого приветствия буркнул он.

— Здравствуй, Игнат Устиныч, — начал доктор, кашлянув. — Решил вот ботинки заказать, по твоему совету. Ты вроде мастерскую открыл?

— Открыл.

— Ну вот. Мои сапоги стоптались совсем. Сможешь сшить? Крепкие, чтоб по грязи ходить.

Игнат оживился.

— Ботинки? Могу, Иван Палыч. Кожа у меня добротная имеется, а сам я на совесть шью. Рублей за сорок сделаю, через неделю заберёшь. Устроит?

Доктор кивнул, спросил:

— А мерки?

— Да прямо сейчас и снимем! Пошли в мастерскую!

Они прошли в тесную комнату, где Иван Павлович тут же принялся жадно оглядываться.

Сапожная мастерская Игната Устиныча ютилась в тесной комнате за трактиром, отгороженной от главного зала скрипучей дверью с облупившейся краской. Помещение, едва ли больше кладовки, пропахло кожей, воском и потом. Узкое окно, заросшее пылью, пропускало скудный свет, отчего тени от свечей на столе метались по стенам, покрытым потрескавшейся штукатуркой. В углу громоздился верстак, заваленный обрезками кожи, нитками и гнутыми гвоздями. Среди них доктор заметил широкий свёрток кожи. Так-с, а вот это уже интересно…

На верстаке лежали инструменты: молотки, шило, кривые иглы и деревянные колодки, грубо вырезанные под разные размеры обуви. Пол устилали обрезки кожи и стружка, хрустевшая под ногами. У стены стояла шаткая полка, где в беспорядке теснились банки с воском, пара готовых ботинок — лоснящихся в своей новизне.

В углу, на табурете, валялся потрёпанный армяк, а рядом — жестяная кружка с недопитым чаем. Потолок, низкий и закопчённый, нависал так, что Игнат, грузный и высокий, то и дело задевал его головой, чертыхаясь.

— Тесновато конечно, но мне и этого хватает, — как бы извиняясь, произнес Феклистов. — Так значит башмачки себе хотите, Иван Павлович? Это мы можем. Это мы умеем. Садитесь вот сюда, я с вас мерки сниму живо.

Доктор сел на пыльный стул. Игнат принялся снимать мерки.

— Кожа, говоришь, добротная? — спросил как бы невзначай Иван Павлович. — А откуда берешь? Нынче ж могут и обмануть — вместо кожи всякое подсунуть.

Игнат замялся, опустив глаза.

— Кожа хорошая, Иван Павлович, настоящая, не сомневайтесь. У знакомого одного купил. В городе, на базаре. Хороший человек, надёжный. Кожу возит, я беру. Делов-то.

— Ага, — протянул доктор. — А много возит?

— Ну, хватает, — уклончиво буркнул Игнат, отводя взгляд. — Для ботинок, сумок.

Иван Палыч, делая вид, что разглядывает ботинки на полке, заметил в углу мастерской еще один свёрток кожи, небрежно брошенный на верстак. Край свёртка был необычно широкий, с ровными краями и следами машинной строчки. Но даже не это привлекло внимание доктора. В уголке виднелось клеймо — буквы «А и Ко», едва заметные. Уж не клеймо ли это «Анкоров и Ко», чьи ремни украли в марте?

Так-с, становится все более интересно. Поднажать? Рискованно, но…

— Игнат Устиныч, и все-таки хотелось бы знать откуда кожа? Сам понимаешь — сорок рублей на земле не валяются, хочется гарантию иметь, что не обманут, заменитель какой не подсунут.

Игнат замер на миг. Его пальцы, державшие карандаш, дрогнули, и он кашлянул, отводя взгляд.

— Да кто привозит… — буркнул он, теребя бороду. — Знакомый, говорю ж, из города. Да ты сам пощупай. Вот, возьми кусочек, если боишься что обману.

Он поднял с пола небольшой огрызок, протянул доктору.

Иван Павлович не растерялся, тут же сказал:

— Игнат Устиныч, ты мне хороший кусок дал, из такого еще можно кошель сшить. Не разбрасывайся добром так. Давай я лучше вот этот возьму, поменьше. Да он и с буквами какими-то, клеймами, такой на ботинок не возьмешь.

Несколько секунд Игнат размышлял и Иван уже подумал, что его раскусили. Но сапожник улыбнулся, кивнул:

— Бери! Из такого и в самом деле ничего не сошьешь!

Стараясь не выдать своих эмоций, доктор положил кожу в карман. Потом, минут через десять, распрощался с Феклистовым и вышел из трактира, не веря