Неваляшка - Елена Волынцева

– Что ты тут забыл вообще?

Одиннадцатиклассник снова оторвался от своей девушки. Смотрел на него обиженно и сердито, как теленок.

– Как и вы, уроки прогуливаю.

– И нормально вот так пялиться?

– Ну да. Куда поступать будете? Уже выбрали предметы для ЕГЭ?

– Совсем ненормальный, пойдем отсюда.

– Дверью не хлопайте, а то охранник запалит.

Интересно, а эти тоже через пару дней будут знать, что Слава шьет фартучки с девчонками, или одиннадцатиклассники выше таких сплетен? Вряд ли выше. Слава пожал плечами и решил погрузиться еще ниже. Печальные песни его не особенно трогали, а вот Дашин блог… Он запретил себе читать его, потому что блог был тайный, и заходить туда, когда Дашка еще была нормальной, казалось окей, а сейчас уже граничило с подлостью. Ну и вообще, эти тексты сейчас воспринимались по-другому.

Мальчик целует девочку в переулке. В это время собака, которую он выгуливает, забегает за угол и задирает ногу.

Бормашина в нашей стоматологии называется Delight, с ума сойти.

В несколько ворованных у сна часов сидеть на окне и вдыхать ночь. По комнате ходить, выставив вперед скрещенные руки, чтобы ни во что не врезаться. Налить себе воды на кухне и выйти на улицу – тихонько, недалеко. Подставить лицо звездам, и пусть они разговаривают с той частью тебя, которая умеет колдовать. Которая возьмет у них сейчас нечто, для чего и слов не существует, а потом сделает так, чтобы все было хорошо. Мы все заслужили это – чтобы просто все было хорошо, да? Мы заслужили, пожалуйста. Потом возвращаешься тихо-тихо, и слышно, как брат дышит во сне в своей комнате, как через три улицы проезжает машина, как ветер шевелит листья в кроне старой яблони.

Это картина Густава Курбе «Раненый». Изначально на плече юноши была голова возлюбленной, а раны никакой не было, то есть просто влюбленные лежали под деревом. В образе молодого человека Курбе изобразил себя, а в образе девушки – свою возлюбленную. Но потом они расстались, и тогда Курбе вместо ее головы нарисовал меч, а себе подрисовал кровавую рану. Забавно, по-моему.

Раненый возлюбленный томно прикрыл глаза, но как будто подсматривал из-под ресниц. Волосы у него были отросшие и нечесаные, как у самого Славы. Надо хотя бы подстричься, что ли.

Слава тоже прикрыл глаза, и в голове зашумело: Дашка в этом блоге как будто ненастоящая; она обожала писать в блокнотах свое имя разными почерками, словно предчувствовала, что может исчезнуть; ей одиноко сейчас, а Слава торчит в подвале, как кусок говна; Пижон теперь от него не отстанет, и Стеблюк тоже, а они ведь даже не юбку шьют, а несчастный фартук. Мысли клевали его изнутри, били то вместе, то по отдельности, Даша-фартук-блог-Стеблюк-неудачник-Даша-фартук-юбка.

Юбка. Он, по крайней мере, может начать ее шить – необязательно ведь заниматься этим на уроке, правда?

.

Ключи от всех кабинетов висели в шкафчике у охранника. Наверное, было бы больше смысла, если бы ключи вместе со входом в школу охраняли два человека. Но дядя Саша был один, так что Славе требовалось просто подкараулить, пока он пойдет в туалет, а потом шмыгнуть к шкафчику. Который, наверное, должен был запираться, но теперь, уходя из школы, учителя должны были сдавать ключи, так что каждый раз отпирать и запирать шкафчик дядя Саша ленился.

Об этой простой преступной схеме Славе в свое время рассказала Даша. Девчонки, оказывается, довольно часто залезали в школьные кабинеты – прятали всякое в шкафчиках, оставляли тайные записочки в тетрадках для контрольных, иногда подправляли оценки. Их почти никогда не ловили, в отличие от парней, которые как будто немного хотели, чтобы их застукали.

Слава, впрочем, сейчас этого не хотел. Сжав в кулаке ключ, он пошел к кабинету труда, стараясь не смотреть по сторонам и не переходить на бег. Валентина Ивановна уже ушла: он видел из окна, как она, цокая, резво спустилась со школьного крыльца. В конце коридора пятиклашки снова прыгали в резиночку – или все еще, кто их разберет. Слава сделал взрослое лицо и вставил ключ в замок. Напомнил себе, как полез через забор к Никите, – такому закоренелому плохишу уж точно не стоит бояться заходить в кабинет труда без спросу.

На нижней полке шкафа нашлась плотная ткань специального темно-коричневого оттенка, который в советских фильмах любили начальницы-сухари. Наверное, как раз советская ткань. Выкройку он нашел в интернете, так что оставалось просто правильно порезать ткань на куски и потом сшить их между собой. Даже ребенок справится.

Портновские ножницы выглядели зловеще – как будто здесь все заколдовано, как книги в запретной секции библиотеки Хогвартса. Но ножницы орать не начали, только жалобно скрипнули. Тоже, наверное, советские, как и ткань. Хотят уйти на покой, а им все не позволяют, продлевая их жалкое существование.

Первое время Слава прислушивался, замирая каждые полминуты. Он понимал, что тишина коридоров обманчива: ранним вечером школа еще далеко не пустая. Но никого он вроде бы не интересовал. Даже дядя Саша не заметил исчезновения ключа. От пола несло плесенью – значит, и уборщица уже прошлась по нему тряпкой. Поэтому Слава немного расслабился. Работать одному было проще, как будто исчезала вся странность его занятия. Или колдовство не сработает, если странность исчезнет? Может, ему вообще стоит сесть посреди школы, чтобы точно подействовало?

Он потянулся включить машинку и услышал, как поворачивается ключ. Почему Слава был таким идиотом и не сообразил оставить свой в замке?! Он завертел головой, ища, куда бы спрятаться, но лезть под столы не хотелось, а других подходящих мест не было.

Пижон встретился с ним взглядом. Выдержав паузу в пару секунд, он прикрыл за собой дверь, отодвинул один из стульев и уселся на него, закинув ногу на ногу. От его спокойствия заныли зубы, но Слава только вежливо улыбнулся. И начал шить, раз уж Пижон молчит и почему-то его не прогоняет.

Теперь, когда нужно было строчить швы, выходило хуже. Пижон смущал его сильнее Валентины Ивановны и толпы девчонок, но не просить же его выйти! Хотя было бы смешно. Слава продолжал уже скорее из чистого упрямства. Пижон тоже не сдавался, молча следил за ним взглядом. Один раз он встал, включил свет и молча вернулся к своему стулу.

– Спасибо, – сказал Слава.

– Да не за что, – кивнул Пижон. – На уроке не успел?

– Ага.

Лицо Пижона осталось непроницаемым – то ли поверил, то ли нет.