Пересмешник на рассвете. Книга 2 - Дмитрий Геннадьевич Колодан

– И что же это за искусство такое?

– О! – Вторник улыбнулся. – Чаще всего его называют «предательство».

За спиной послышался грохот опрокинутой мебели и знакомая ругань. Варгас обернулся – только этого еще не хватало! Разумеется, это был Хавьер, снова на ногах. Капитан не ожидал, что художник так быстро придет в себя.

Хавьера штормило так, что Варгаса замутило. Какой-то тип с унылым лошадиным лицом пытался удержать шатающегося художника на ногах, а тот, в свою очередь, размахивал руками, пытаясь не то ударить своего помощника, не то ухватиться за воздух.

– Раймон! – орал Хавьер. – Ты должен пустить меня к ней, слышишь? Не становись у меня на пути, понял? Мой друг Антуан знаешь, что с тобой сделает? Да он… Раймон! Они стыбрили слона! Соломон пропал!

Тип с лошадиным лицом ему что-то ответил, что именно – Варгас не разобрал. Проклятье!

– Прошу меня извинить, – торопливо сказал он. – Но боюсь, я должен вмешаться…

Однако когда Варгас обернулся к своему собеседнику, того и след простыл.

Глава 61

Почти час без перерыва Макс Хенкель глядел на стену. Он смотрел на афишу, на летящую Денизу, смотрел и не видел. Лицо его возлюбленной пропало, обратившись в грубо намалеванную маску. Пропала ее улыбка, глаза утратили блеск, она больше не подмигивала ему, а лишь таращилась в пустоту стеклянными глазами. Хотелось вскочить, сорвать этот идиотский плакат со стены и разорвать на мелкие кусочки. А потом топтать их, топтать и топтать, отдавшись дикой всепоглощающей ярости… Большего Макс сделать не мог, на меньшее был не согласен.

Все эти долгие годы эта белокурая стерва издевалась над ним. Мучила так же, как мучила при жизни: внушала глупую надежду, поддерживала, убеждала, что он занят важным делом, что все у него получится, нужно только потерпеть…

Важным делом?! Да кому нужен его дурацкий мышиный цирк в мире, где творятся такие мерзости? В мире, где среди бела дня бандиты похищают маленьких детей. В мире, где озверевшие от вседозволенности тупые боровы могут безнаказанно убивать и насиловать. В мире, где… Нет! Это не его мир, и он не хотел иметь с ним ничего общего. С него хватит.

Горло сжал спазм. Из глаз не пролилось ни слезинки, но слезы все равно душили его, так что Макс с трудом сглатывал воздух. Как в кабине биплана в крутом пике, из которого не спастись. Сердце болело, словно кто-то сдавил его в кулаке и продолжал давить что есть силы. Вот сейчас оно не выдержит и лопнет, точно гнилой рыбий пузырь, и Макс все ждал, когда же это случится. Скорей бы уже.

В дверь постучали. Макс даже не вздрогнул. Хотелось крикнуть что-нибудь вроде «Уходите все! Оставьте меня в покое!», но у него не хватило сил. Стук повторился, и знакомый голос произнес:

– Макс? Максимилиан? Вы здесь?

Он не ответил, продолжая смотреть на стену. Еще немного – и проглядит в ней дыру.

– Макс? С вами всё в порядке?

Ручка двери повернулась, и на пороге замаячил Филипп Санкре.

– Макс?

Майор заставил себя отвести взгляд, мысленно проклиная себя за то, что не догадался запереть дверь.

– Да, Филипп, проходите. Я в порядке, просто… немного задумался.

Хватит ли сил на вежливую улыбку? Нет, не хватит. Но Макс хотя бы попытался.

Флип вошел в номер, оглядываясь по сторонам. Макс не помнил, бывал ли поэт прежде у него в гостях. Казалось бы: живут в одном доме, давно знакомы и неплохо ладят, но по сути – чужие друг другу люди. Макс никогда не просил Флипа прочитать стихи, Флип никогда не спрашивал его про Летающий Цирк… Кивок за ужином, дежурные пожелания доброго утра – вот и все общение.

– Проходите, располагайтесь. – Макс махнул рукой. – Я бы предложил вам выпить, но боюсь, мне нечего предлагать.

Сердце продолжало болеть и не собиралось успокаиваться.

– Вы не спите, – сказал Флип.

Это был не вопрос, но Макс на него ответил:

– Да. Я мало сплю. В моем возрасте сон – это роскошь, которую не каждый может себе позволить.

Флип рассеянно кивнул.

– Мадам Буше уснула, – сказал он. – Ваши таблетки помогли. Как долго они действуют?

– Зависит от человека, но поскольку у нее нет к ним привыкания, надеюсь, хватит часов на восемь. Бедная женщина. – Макс покачал головой. – Не могу даже представить, как ей сейчас тяжело, а сон – единственное, что мы можем ей предложить.

– Сейчас всем тяжело, – сказал Флип, возможно, несколько грубее, чем допускала вежливость, но Макс притворился, что ничего не заметил. Филипп – добрый юноша, и он не хотел никого обидеть. За его словами стояли та же боль и тот же страх, что сжимали и его сердце. Тем не менее Макс решил сменить тему; говорить сейчас о случившемся, не имея возможности сделать хоть что-то, – глупо, как толочь воду в ступе. Едкую, отравленную воду, способную убить каждого, кто ее коснется.

– А где Клара? Вы же вроде были вместе?

Флип пожал плечами.

– Ушла в свой номер. Сказала, что ей нужно привести себя в порядок. Она собирается на мессу.

В голосе Флипа прозвучала растерянность, словно он не понимал, зачем кому-то вообще ходить на мессу.

– А… Ну да. – Макс закатил глаза. – Она же катлинка, а они все очень религиозные. К тому же она воспитывалась при монастыре… Что ж, это хорошо.

– Хорошо?

– Помощь свыше лишней не бывает.

– Надеюсь, вы правы, – вздохнул Флип. – Сейчас никакая помощь не будет лишней. Даже…

Он не договорил, но Макс его понял и кивнул. Разумеется, он говорил про Гюнтера и его «парней». После жуткой радиопередачи Макс с трудом представлял, как можно вести с ними хоть какие-то дела, но, когда на кону стояла жизнь малышки, тут уже не до принципов. Ради Дафны он согласился бы и на сделку с чертом.

Флип снова огляделся, скользнул взглядом по клетке с мышами, по моделям бипланов, задержался на афише и нахмурился, словно пытался что-то вспомнить, но в итоге махнул рукой.

– Вообще-то, – сказал он, – я зашел к вам по делу.

– Какому же? – Держать лицо, не стонать и не морщиться от боли становилось все труднее.

– Это из-за радио, – признался Флип. – У вас же есть приемник?

Дурацкий вопрос: приемник в деревянном корпусе занимал чуть ли не четверть комнаты, его невозможно было не заметить.

– На самом деле, у меня тоже есть, но я его собирал сам из чего