Весь Нил Стивенсон в одном томе - Нил Стивенсон

Дюбуа больше не существует. Он был всего лишь маской, понимаете? Ролью для публики. А сам я человек довольно скрытный. И мне не свойственно фонтанировать эмоциями. Особенно на глазах у людей, которые от меня этого ожидают. Когда-нибудь, спустя год-другой и не на людях, я расплачусь из-за всего этого — неожиданно для самого себя. Но не сейчас. И дело не в том, что я ничего не чувствую, просто эти чувства принадлежат мне одному.

— Мне очень жаль, что так вышло, — сказала Мойра.

— Спасибо за эти слова, — ответил Дюб, — но давайте я все-таки скажу вслух, что мы все сейчас думаем. Вчера умерло семь миллиардов человек. По сравнению с этим потеря каких-то генетических образцов вообще ничего не значит. Зачатый мной и Амелией эмбрион, который я привез с собой на станцию… начнем с того, что это было одолжением, сделанным мне Джей-Би-Эф, чтобы я сюда полетел. Кроме меня такой возможности никто не получил. Это было нечестно. Я это знал. Все равно согласился. И вот чем кончилось.

— Да, — кивнул Маркус, — вот чем все и кончилось. Возвращаясь к нашим…

— Вот только боюсь, — перебил его Дюб, — я не совсем согласен, что ГАЧ не имел никакого значения.

Маркус обуздал нетерпение и лишь вопросительно задрал брови. Дюб перевел взгляд на Мойру:

— Какой ты там упоминала термин? Гетерозиготность?

— Да, — ответила Мойра. — Официальным назначением ГАЧ было обеспечить для будущего человечества достаточно разнообразную генетическую базу.

— По-моему, задача более чем важная, — подтвердил Дюб. — Или я чего-то не знаю?

— У нас есть десятки тысяч оцифрованных человеческих геномов. Со всех концов земного шара.

— Вот тебе, Дюб, и гетерозиготность. Ты ведь к этому ведешь? — подсказал ей Дюб. — И поэтому, — теперь он бросил взгляд на Маркуса, — ГАЧ был не нужен.

— Да, с одним «но», — ответила Мойра.

— И в чем же заключается «но»?

— Ты, без сомнения, понимаешь, что прок от цифровых последовательностей есть только в том случае, когда у нас имеется оборудование, чтобы преобразовать их в настоящие хромосомы внутри жизнеспособных человеческих клеток. Для искусственного осеменения образцом спермы нужны длинная пипетка и немного смазки. А чтобы использовать последовательность ДНК с флешки, требуется…

— Полный комплект оборудования твоей лаборатории.

На лице у Мойры выразилось нетерпение:

— Разница между тем, что ты сейчас назвал «моей лабораторией», и настоящей лабораторией примерно такая же, как между нулями и единицами на флешке и живым человеком. Это оборудование в ящиках, которые вообще нет смысла распаковывать в невесомости. И даже если мы его установим и подключим, оно совершенно бесполезно, если нет персонала, причем каждому требуется как минимум степень по молекулярной биологии.

— Что, в самом деле? Совершенно бесполезно? — уточнил Маркус.

Мойра вздохнула:

— Если объем работ невелик, по одному образцу за раз, все не так грустно. Но чтобы воссоздать генетическое многообразие целого человечества…

— Подожди, Мойра, — сказал Маркус, — это все равно невозможно сделать, пока мы не выполним целый ряд других условий. Целое человечество не может жить в каплях, питаясь водорослями. Сначала нужно основать жизнеспособную и надежную колонию. Затем мы развернем для тебя лабораторию. После этого построим улучшенную экосистему — это будет означать больше пищи и большую стабильность. И лишь тогда можно будет начинать заботиться о гетерозиготности. До тех пор нам вполне хватит народу, чтобы они безо всякого кровосмешения производили на свет здоровых детей, просто трахаясь друг с другом.

— Это верно, — согласилась Мойра.

— И на этом было основано мое утверждение, что ГАЧ — херня, — заключил Маркус.

— То есть ты хочешь сказать, — уточнил Дюб, — что будь у нас все необходимое для практического использования ГАЧ — колония, экосистема, специалисты…

— …то он и на хрен бы нам не сдался! Именно так, — подтвердил Маркус. — Может, уже хватит тратить на него время?

— А на что же нам следует тратить время, Маркус? — Мойра, словно совенок, смотрела на него из-за стекол очков, но во взгляде ее появился некий интерес.

— На обсуждение вопроса, как нам этого добиться. Как достичь того положения дел, о котором мы только что говорили.

— И чем я могу здесь помочь — учитывая, что ГАЧ на девяносто семь процентов уничтожен, а мое оборудование еще долгое время не потребуется?

— Я хочу обсудить, как нам его сохранить, — ответил Маркус. — Защитить от всех возможных напастей и сохранить в безопасности до того дня, когда мы наконец сможем развернуть твою лабораторию.

— Но мы не можем сделать его еще безопасней, ведь правда? — удивилась Мойра. — Оно и так в наилучшем возможном положении — в Узле Икс, под самой Амальтеей. И ничем не рискует — в отличие от нас, сорвиголов.

Мойра имела в виду понятие «защитного конуса», который предположительно существует за Амальтеей — оно часто всплывало в дискуссиях капельмейстеров. Насколько траектории болидов вообще предсказуемы, Амальтею можно направить в их сторону и использовать в качестве бампера. Поверхности астероида придется принять удар на себя — однако древний железоникелевый слиток многое в силах выдержать. Разумеется, защищенная таким образом область не простирается за астероидом до бесконечности. Чем дальше ты отстал от Амальтеи, тем выше вероятность попасть под болид, пришедший под углом. В наибольшей безопасности был Шахтерский поселок, поскольку находился непосредственно за астероидом. Почти столь же безопасной была гроздь модулей, пристыкованных к Узлу Икс сразу за МОРЖом — там и хранилось оборудование Мойры. За ним защитная зона начинала сужаться, подобно длинному конусу, который кончался где-то за Камбузом. Шутка Мойры про сорвиголов относилась к тому обстоятельству, что Т3 — третий тор, где они сейчас сидели за столом — был довольно широким и находился достаточно близко к корме, а следовательно — неподалеку от границы конуса. Тор попытались снабдить усиленной противометеоритной броней, и все равно он считался более опасным, чем значительная часть помещений «Иззи».

Маркус кивнул.

— Твои ящики в относительной безопасности. Но будет еще безопасней, если мы укроем их внутри Амальтеи. Я уже разговаривал об этом с Диной. Она говорит, что можно пробить в астероиде полости и хранить там самое важное.

Наступила тишина — Дюб и Мойра обдумывали услышанное.

На определенном управленческом уровне предложенное Маркусом было самоочевидным. Естественно, внутри огромного металлического астероида безопасней всего.

На других уровнях все было не так просто.

Еще несколько дней назад — до Белых Небес, пока большинство еще было способно рассуждать здраво — судьба Амальтеи и Шахтерского поселка оставалась предметом горячих дискуссий. Что такое астероид — камень в тачке, от которого при первой возможности следует избавиться, или эгида, способная защитить все человечество целиком? Спор давно уже свелся к статистическим выкладкам. Для