Кайа.История про одолженную жизнь(том 1-6) - Александр Алексеевич Иванов

По крайней мере, пока… — хотел добавить я, но к чему дразнить гусей? А то ведь еще не дай бог этот психопат забьет мою Кайю до смерти в порыве безумной ярости и ревности.

Гнев… Гнев лишает человека способности здраво мыслить даже вернее, чем страх…

Забавно, но этот человек, которому будущей весной Кайа должна будет достаться «в нагрузку», так сильно ревнует ее…

— Так что, Александр, вы не носите «зеленую шляпу», как говорят китайцы. Я знаю его имя, но не его фамилию. Он, как и моя приемная мама, служит в Управлении Внутренней Безопасности, и я его вижу время от времени, когда он встречается с моей матушкой по служебным делам.

А еще Кайа обязана ему жизнью… — но, опять-таки, вслух я этого говорить не стал, дабы не вызвать очередной вспышки ревности и гнева.

Однако, Александра Блумфельтда мои слова нисколько не успокоили…

Вероятно, он даже и не собирался успокаиваться, и ему просто-напросто был нужен тот или та, на ком он смог бы сорвать свою злость…

— Ты… Ты потаскуха…! Малолетняя бесстыжая рыжая потаскуха…! — шипел он, мечась по помещению словно зверь и не глядя на меня. — Тебя приняли в Семью лишь затем, чтобы унизить нас, Блумфельтдов…! Да?! Сначала ты промышляла непристойностями с этим жалким певцом… С Овсянниковым! Теперь еще иэтот…!

Остановившись на мгновение, Александр Блумфельтд сделал указующий жест рукой (правда, указывал он в «никуда»).

— …Горчаков! Думаешь, ты и твоя Семейка сумеете безнаказанно унижать нас?! Твой дед и приемный отец считают, наверное, что все произошедшее сойдет им с рук… — последнюю фразу он сказал совершенно спокойным тоном, так, словно бы мгновением раньше и не визжал здесь, как истеричная женщина. — Нет, Кайа Игоревна, нет…вонючая ты потаскуха! С рук вам это не сойдет!

Он посмотрел мне прямо в глаза.

Очевидно, что Александр Блумфельтд — психопат. Это без сомнений, но…

Стоит мне сейчас совершить ошибку в общении с ним, дать хотя бы малейшую слабину и дело для меня закончится весьма скверно…

Он меня изобьет (возможно, до смерти). Но даже и это еще далеко не самое страшное…

По его физиономии заметно, что столь сильные эмоции вызвали у него половое желание, которое он постарается реализовать. Я хожу по очень тонкому льду, и здорово рискую провалиться…

Если я сейчас «моргну», то Кайа из этого помещения выйдет (если выйдет…) уже, как говорится, не девочкой (а ведь именно на подобный исход и рассчитывает моя любезная тетушка)…

Мое молчание явно разозлило Блумфельтда…

— Не смей молчать, потаскуха, когда я к тебе обращаюсь… — вновь заорал он и широкими шагами направился в мою сторону.

Я, быстро убрав видеофон в сумочку, встал из кресла.

Опущу взор, и он меня ударит… — подумал я, со спокойствием на лике глядя на практически бежавшего ко мне (и взбешенного до самой крайности) мужчину, сжав за спиной левый кулачок.

Александр Блумфельтд, бывший в состоянии крайнего бешенства, остановился прямо передо мной и с уродливо перекошенным от гнева лицом замахнулся на меня, однако…

Он остановил руку в паре сантиметров от моего лица, а затем, сжав кулак, опустил.

— Потаскуха… — прошипел он.

— Я вас не боюсь… — ровным тоном, уверенно произнес я, высоко подняв голову и глядя в глаза этому истерику. — Я не одна из тех несчастных, над кем вы могли безнаказанно изгаляться. За меня есть кому заступиться. Я это знаю, и вы это знаете, так что держите, пожалуйста, себя в руках, как это и полагается взрослому мужчине из Семьи Блумфельтдов…

— Малолетняя потаскуха… — вновь процедил он и, отвернувшись от меня, направился к небольшому бару.

Никто не сумеет унизить человека сильнее, чем собственным поведением человек иной раз способен унизить себя сам… — подумал я, глядя на своего потенциального любовничка.

— Послезавтра твоего отца, скорее всего, убьют на дуэли… — заявил он, доставая бокал и наливая в него нечто своим цветом напоминающее виски. — Посмотрим, как ты тогда запоешь, потаскуха…

Дальнейшей его тирады я уже не слышал, ибо из колонок аудиосистемы начала литься мелодия, заставившая меня оцепенеть, а затем раздался божественный женский вокал…

«I see a red door

And I want it painted black

No colors anymore

I want them to turn black…»

(the rolling stones — paint it black)

Глава 72

Меня знобило. Я зажмурился. Ко всем моим сегодняшним страхам и переживаниям, вернувшимся теперь с новой силой, прибавился еще и иррациональный страх того, что Кайю сейчас раскроют. В том смысле, что Кайа-то теперь и не совсем Кайа. Вернее, совсем не Кайа…

Причем не страх, а натуральный ужас, жуткая фобия, словно бы боязнь высоты, с которой ничего поделать невозможно…

«I see the girls walk by

Dressed in their summer clothes

I have to turn my head

Until my darkness goes».

Я совершенно точно знаю и эту мелодию, и эти слова…

Таминой раз я залипал на какую-либо песню и мог несколько дней подряд слушать только ее, в машине и дома. И играющая сейчас музыкальная композиция как раз одна из таких…

Это кавер небезызвестных The rolling stones за авторством Valerie Broussard, в исполнении… Голос, исполняющий сейчас песню я тоже уже где-то ранее слышал… Ну, точно! Тогда, в кафе, когда «заливал» пикантное видео с участием Татьяны и Художницы… Как же звали ту певичку, американку корейского происхождения? Что-то на Ю, кажется… Ладно, неважно!

Выключи музыку! — завизжал про себя я.

Очень хотелось прикрыть ладошками уши и более не слышать ни эту мелодию, ни эти слова…

Но нельзя! Нельзя внешне выказать ни грамма страха. Нельзя…

«I see a line of cars

And they're all painted black

With flowers and my love

Both never to come back».

Играй, Кайа, играй! — самому себе велел я и сильно, так, что на глазах навернулись слезы, ущипнул свое бедро, дабы болью заглушить парализующий меня сейчас иррациональный ужас.

Вэтоммире я не единственный гость из Зазеркалья. Не единственный. Это факт!

Или же сама эта певичка, или тот (та), кто пишет для нее текст и музыку тожеоттуда.

Но все это сейчас совершенно неважно. Неважно, да…

Я взглянул на Блумфельтда. Организм этот, вызверившись на меня, получил свою отдушину и теперь, негромко разговаривая с самим собой, преспокойненько катал шары по столу, на бортике которого я заприметил бокал с алкоголем, к которому тот еще не притронулся.

Как, наверное, должно быть непросто для Александра, неуравновешенного психопата, блюсти на глазах у уважаемых людей так называемый Noblesse oblige,