Александра. Большая игра. (книга вторая) - Олег Ростов

— Хочу, Матушка. Красиво очень. В росписях есть же смысл? Тайный?

— Есть. — Кивнула я. Ленка усмехнулась и тоже кивнула.

— Я хочу быть такой же, как и ты, Матушка. Как Царевна Елена.

— Ну раз хочешь, значит будешь. А сейчас иди, выкупайся ещё и не отрывайся от своих подруг.

Когда Ксюша отошла, Ленка меня спросила.

— Сань, что за дичь?Где ты найдёшь здесь нормального татуировщика? Это надо у арабов спрашивать или у индусов. А ещё у китайцев. У них вроде развита индустрия татуировок, хотя я точно не знаю. Хотя нет, у арабов навряд ли.

— Постараюсь найти. Если что, ты мне поможешь?

— Не вопрос. Ты же знаешь, я за любой кипишь, кроме голодовки и воздержания. Ибо воздержание, это не моё. Не могу я без мужика. Да, Сань, вот такая я конченная нимфоманка.

— Ну это ты сама решишь со своим мужем. Главное не затрахай его вусмерть.

— Кого, Васю что ли? Я тебя умоляю, этого затрахаешь. Как же, жди. Он всегда готов, как пиоЭНер. Будь готов, всегда готов! Иногда лежу с растопыриными ногами и думаю, откуда у него столько сил? А он ещё и целовать меня опять начинает. Поглаживать.

— Это хорошо, Лен. Значит тебе хороший муж достался.

— Да я и сама радуюсь. Бог с ним, хочет ещё, ради бога.

Потом ели плов. Вкусный! Пальчики оближешь. После чай пили, китайский зелёный с восточными сладостями, которые Гасан приготовил. Девчонки накупались, наелись, были довольные. С нашими с Леной мальчишками старшими играли. Носились по берегу, визжали и вопили. Хорошо провели день. Самые маленькие, когда проснулись, вместо молока мамочки ели молоко коровье. Но ничего наелись и успокоились. Здесь вообще была благодать. Тихо так, вечером сидели около терема. Я наигрывала на струнном инструмента. Ленка на своей губной гармошке. Я запела:

И лампа не горит,

И врут календари,

И если ты давно хотел, что-то мне сказать,

То говори.

Ленка мгновенно перестроилась и задула в губную гармошку ту мелодию, которая мне была нужна. Сержант-дамы сидели тихо, слушали. Старшие наши дети тоже замолчали, навострив ушки. Я немного, совсем чуть-чуть переиначила текст романса.

Любой обманчив звук,

Страшнее тишина,

Когда в самый разгар веселья падает из рук,

Кубок вина.

И черный кабинет,

И ждет в стволе патрон,

Так тихо, что я слышу, как идет на глубине

Вагон метро.

Девочки мои много чего не понимали — что значит кабинет? Что значит патрон в стволе? Что значит вагон метро, но слушали заворожённо.

На площади полки,

Темно в конце строки,

И в телефонной трубке эти много лет спустя

Одни гудки.

И где-то хлопнет дверь,

И дрогнут провода

Привет! Мы будем счастливы теперь

И навсегда.

Привет! Мы будем счастливы теперь

И навсегда.

Мы были уже одеты и сидели во дворе, возле терема. Там же сгрудилась челядь. Я продолжала перебором играть на струнах, а Ленка наигрывать на губной гармошке. Когда стихла мелодия, Ксюша спросила меня:

— Матушка, что это было?

— Это крик души, Ксения.

— Как пронзительно. — Выдохнула она. — А ещё, Матушка⁈

— Хорошо. Сегодня у нас поэтический вечер и вечер песни грустной о любви.

Я заиграла вновь перебором на струнах инструмента.

Ленка поняла, что я играю и поддержала меня на губной гармошке. Конечно, это не симфонический оркестр, но это хоть что-то.

Пообещайте мне любовь,

Пусть безответную.

Узнаю в облике любом

По всем приметам я.

Пойду покорно наугад

Куда поманите.

И не сверну с пути назад

Когда обманите.

Я играла и пела. Ленка тоже. Девчонки слушали нас заворожённо.

Пообещайте мне любовь

Хоть на мгновение.

Хочу изведать эту боль,

Как откровение.

Я за собой сожгу мосты,

Не зная жалости,

И все прощу, но только ты

Люби, пожалуйста, люби,

Люби, пожалуйста, люби,

Люби, пожалуйста.

Потом ещё пели песни. И Саша Ходкевич пела, и Паула на итальянском, и Агнеша на польском. Все песни были о любви. Спать легли поздно, довольные, сытые, Гасан нас накормил до отвала.

А утром начались новости. Первым прискакал гонец с юга. Я как раз ходила с Костиком на руках. Он мне улыбался, а я умилялась им. Целовала его и ворковала, как голубка над птенцом.

— Матушка. — Постучавшись, зашёл в мою светлицу Богдан. Смотрела на него вопросительно. — Прибыл сам бий ногаев Шейх-Мухаммед.

— Серьёзно? А разве Шейх-Мухаммед бий ногаев? Что-то я об этом не слышала.

— Я не знаю, Матушка. Но так сказал гонец.

— Хорошо, позови Марфу. Она приехала из Москвы?

— Да, Матушка. Уже здесь.

— Зови.

Дождалась прихода Марфы.

— Здравствуй, Матушка. С дороги я. Не успела одёжку переменить.

— Ничего. Проходи, садись. — Подождала пока мой начальник Особого отдела не устроится на стуле. — Скажи, тебе новости с юга и юго-востока регулярно приходят?

— Да. Матушка хочет знать что-то конкретно?

— Расскажи мне о Шейх-Мухаммеде.

— Который из ногаев?

— Да, о нём.

Марфа задумалась, потом стала говорить.

— Он один из претендентов на титул бия ногаев. Из очень влиятельного мангытского рода. В настоящий момент противостоит своему сопернику Алчагиру, одному из сыновей бия Ногайской Орды Мусы.

— И как он противостоит? Успешно?

— Он разгромил Алчагира так, что тому пришлось бежать со всеми остальными своими поданными в Крым, к Агишу Ширину.

— О как!!! Странно, а почему Агиш мне ничего не сказал? Не хорошо мальчик мой, от мамочки скрывать такое. Ладно, разберёмся. Дальше?

— Бий Шейх-Мухаммед, однако долго продержаться не смог. Калмаки накатывались волна за волной. Ему пришлось самому бежать со всем своим родом и своими людьми.

— Ты в курсе, что он прибыл сюда?

— Да. Сначала он прибыл в Москву. Но боярин Фёдор Мстиславович сказал ему что ты выехала в имение князей Остожских. Вот он и поехал сюда. Мы вместе ехали.

— И чего он хочет от меня? И вообще, как он здесь оказался?

— Ему сильно припекло одно место. Дальше на юго-запад он идти не может. Там ему перекроют путь крымчаки с беглым Алчагиром, который жаждет его крови. А Агиш с Мансуром рассчитывают поживится за счёт рода Шейх-Мухаммеда. А у него много, что можно взять. На юго-восток ему так же путь отрезан, там его ждут казахские ханы и джунгары, которые не питают к нему тёплых чувств. На северо-восток ему так же путь закрыт. Здесь уже Русь. Да