Фантастика 2025-167 - Алекс Войтенко

— Кому это мы обильно в кашу насрали?

- Не знаю, брат, но разберемся, - контрразведчик отвязал коня и запрыгнул в седло. — Имеем спешное дело. Айда.

Коней с саквами оставили в лесной чаще подальше от человеческих глаз, преодолевали остальные расстояния пешком. Безымянное урочище отлично подходило для засады: одна дорога, один въезд, один выезд, глиняные стены по бокам вздымаются так круто, что ни одна лошадь не выкарабкается.

Игнат избрал тайник, откуда выезд хорошо простреливался. Качур одобрительно кивнул.

– Когда их ждать?

— Посреди ночи, наверное. Едут они только по ночам.

– Дальше нас не проедут, – Игнат прицелился и произвел воображаемый выстрел. – Пусть Мамай помогает.

– С Богом!

Качур перекрестился и двинулся на поиски тайника.

Игнат расслабил ремни на случай, если придется срочно раздеваться для превращения, и зарядил пиштоль.

Вспомнилась карикатура из корчмы. Сироманцы кого-то зацепили так, что тот потратил целое состояние на печать и распространение говняных листовок... Видимо, родственник какого-то подавленного Орденом богача, их порода любит мелкую месть. Ничего, контрразведка его скоро найдет.

Засады Игнат ненавидел. Время идет медленно, дремать запрещено, читать невозможно, на дрымбе играть нельзя, конечности терпят, срака мерзнет, словцом не опрокинуться, сидишь в кустах и пялишься вокруг, как филин. Хорошо, что сегодня по крайней мере без ливня. Когда ждешь слишком долго, уши начинают шутить: кажется, будто слышишь ожидаемый стук копыт, каждый шорох издается шумом поблизости, слышатся голоса...

Но когда раздался пронзительный визг и два выстрела подряд, Игнат не сомневался - началось. Телом разбежалось предчувствие сражения. Характерник сосредоточился и приготовил пистолет. Он делал так множество раз: если всадник вылетит отсюда, стрелять надо прямо...

Огонь!

Лошадь хлопком вырвалась из урочища и с грохотом повалилась, вырывая комья земли.

— Не трогай, курва, — сказал Игнат, сдув с пистолета дымную струйку и не спеша двинулся к всаднику.

Тот упал так неудачно, что щелчок челюсти пролетел над урочищем эхом. Спешенный всадник скатился, замер и громко застонал. Лошадь молча дернулась несколько раз и умерла. Это было хорошо, Игнат ненавидел добивать лошадей.

Сероманец приблизился. С тихим звоном из-за спины вынырнула сабля, и от того красноречивого звука стоны умолкли, а курьер упал на колени и задрал руки над головой.

– Сдаюсь! Сдаюсь!

Игнат остолбенел: это был Павел. Лицо у него рвалось, над левой бровью кровила царапина. Падение не прошло даром: с поднятыми руками он простоял несколько секунд и вскочил за бока — должно быть, сломал несколько ребер. От боли не узнал Игната.

– Папка при мне! — закричал Павел в ужасе. — Простите! Не убивайте! Немедленно отдам! Позвольте достать!

– Успокойся.

– Ты?!

Узнал. Испуг сменился удивлением и уступил место радостям.

— Это ты! — воскликнул курьер. – Ты!

- Тихо будь.

От урочища донеслось волчье рычание, еще несколько выстрелов и новый визг.

— Ох, Игнат, — курьер засиял от счастья. - Ох, срака-мотыга, я уже с жизнью прощался, молитву читал! Вот ночка, срака-мотыга, вот фарт!

Какие шансы извлечь из сотни игральных карт шута? Если играешь беспрестанно, то однажды вытащишь.

Павел поднялся и встряхнул землю с колен. Осторожными движениями достал из-за пазухи папку из красной лоснящейся кожи. Сведения, о которых говорил брат Качур.

— Она должна быть в Шевалье на следующую ночь. Мне нужно бежать!

— Ты, должно быть, головой ударился, — прошипел Игнат. – Давай папку.

— Если отдам, они меня пытают. Ты знаешь!

– Давай папку! — Игнат, не раздумывая, замахнулся саблей.

Павел скривился и бросил ему документы под ноги.

— Вот бездельник бесов! — он вытер из глаза кровь, натекшую из царапины над лбом. — Черт безрог… Мы с тобой столько ездили вместе! Я тебя пивом угощал, предатель...

– Не знаю, о ком ты говоришь.

Крики в урочище стихли. Кочур скоро будет здесь. Если он услышит... Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо!

Павел увидел, как он прислушивается, и его лицо осенило догадку.

— Вот оно что. Ты боишься, что я расскажу! Расскажу другому о твоей работе на Шевалье!

- Заткнись, - Игнат снова поднял саблю.

– Стой! — крикнул Павел. — Игнат, прошу. Черт с папкой, возьми ее. Господи! Я тебя не выскажу. Прошу! Мне жизнь дороже. Ты знаешь, что я выхожу из игры. Я тебе говорил, что женюсь...

Игнат услышал приближение волка.

— Клянусь собственным сердцем, могилой матери, жизнью любимой! Я ничего не расскажу твоему Ордену, Игнат, ни слова. Бери папку, арестовывай, только не убивай...

Павел упал на колени, сложил руки в молитве, закрыл глаза. Его голос дрожал, лицом текла кровь из царапины.

— Пожалуйста... Я тоже мечтаю...

Шаг. Еще. Рука летит медленно, словно под водой. Он очарованно смотрит на нее, не в состоянии остановить. Не понимает, кто и когда решил за него.

Сабля полоснула, вырвала глухой крик и кровавую сетку у хребта, едва заметную на темной ткани. Тело рухнуло вниз, а характерник бессознательно поднял папку, чтобы бумаги не залило кровью.

Он смотрел на документы, на саблю, на убитого, ожидал, что сейчас проснется, и все это ужас смоет солнечными лучами. Но это был не сон, а предел, после которого нет возврата.

*** 

Война началась осенью 1847 года.

Северный Альянс обвинил Великое государство Литовское в нападении на двенадцать шведских рыбаков и захвате их в плен недалеко от острова Сааремаа. Не успел литовский посол ответить на этот ничем не подтвержденный упрек, как ожидавшая со стороны острова Готланд армада Альянса уже сыпала десантом по всему западному побережью Сааремаа. Немногочисленные местные отряды безуспешно пытались сдержать наступление шведов, когда вторая армада подошла с севера, от Хельсинки: часть этих кораблей блокировала Таллинский порт, остальные отправились на захват соседнего острова Гиюмаа.

Ярема стал одним из первых украинцев, попавших на эту войну — его как раз перевели в шалаш военных. Молодой характерник считал себя готовым к любому испытанию: он уже убивал, видел мертвых и знал, что ждет впереди. Он ошибался.

Сначала Яровой жил на боевом корабле, боролся с происки морской болезни, спал на шатком гамаке, изредка стрелял, вдыхал соль и смолу — это была скучная, непонятная война, совсем не та, которой он ожидал... А потом случился черный град смерти. Небо покрылось дирижаблями Альянса, воздух засвистел, и Ярема, сбитый с ног взрывами, беспомощно смотрел, как разваливается палуба, затем пришла холодная глубина и он хватался за мертвых, казавшихся обломками мачты, барахтался среди соленых волн, кричал