Сильные не убивают, книга 2 - Яна Каляева

В воскресенье я надел джинсы и синюю спортивную куртку, взял в Поронайске арендный вел и поехал в Хтонь.

По пути мне не встретилось ни души.

* * *

Хлюп.

Торопливо обираю ягоды с куста.

На самом деле это не какой-то специальный куст — черные ягоды не на нем растут, а прорастают повсюду: на сухой траве, на зеленой траве, на камнях… Один раз я нашел подошву резинового сапога, и она была густо усыпана блестящими бусинами, торчащими из резины. Скорее не ягоды, а на росу похоже. Но не выпавшую, а вот… выросшую. Или на колорадского жука.

Ну и насчет «повсюду» я, конечно, погорячился.

В первый раз нам здорово повезло. И я понимаю это только сейчас, сам зайдя в болота.

Тяга отнюдь не рассыпана под ногами, черные капли попадаются не так часто, как хотелось бы. Иной раз россыпи этих блестящих шариков видны где-нибудь на трухлявом пне, к которому не ведет ни единой кочки.

Наверняка и такое кто-нибудь собирает. Но я с кочек сходить не дурак. То есть, конечно, дурак, но не настолько. А вот полез сюда все-таки зря. Поверил в халяву.

Пластиковый бидон, который я купил в супермаркете, заполнен совсем ненамного — а ведь уже три часа прошло.

Двигаешься-то по болоту очень медленно.

Да и с самим временем тут словно происходит что-то: то пять минут тянутся, будто час, то наоборот. Это если верить часам. Проверить трудно: небо какое-то низкое, солнце тусклое — и ориентироваться на местности я не умею, но кажется, что оно висит не в том месте. Чем дальше в болото — тем больше.

Я сначала не хотел заходить глубоко, но блин… зря, что ли, приперся? Кочка за кочкой… и вот уже, Андрюха, ты черт знает где. Словно мало быть в Поронайске — еще в Поронайскую Хтонь надо забраться, да поглубже.

Стоп, вот еще один кустик.

Срываю черные шарики — они, кстати, на ощупь сначала мягкие, как настоящие ягоды, а потом оказываются неестественно крепкими и тугими: ни один не смог в пальцах лопнуть, — и… слышу.

— Андрей.

Подскакиваю — в который уж раз. Кручу головой. В руках палка — первое, что я себе присмотрел, когда с проселка свернул.

Никого!

— Андре-ей!

Блин, это из-под земли, что ли⁈ Из дырки? Так нет сейчас рядом этих супердырок!

— Андре-е-ей…

Елки-палки, да это голос из лужи! Лужа метр на метр — у подножия крохотного холма, на котором стою. Ну или у подножия огромной кочки… Неважно!

Важно, что в гладкой поверхности отражаюсь я, карликовое солнце, и… у меня силуэт за спиной!

Разворачиваюсь рывком — и сразу бью палкой. Резко — со свистом.

Мимо! Никого нет!

— Андыр-е-и-ээ-эй… — укоризненно.

Второй человек, отраженный в луже, на месте, но пытается прятаться — шагнуть так, чтобы я не видел его, и одновременно как-то прижаться ко мне, что ли.

Да что за пакость!.. «Вжух! Вжух!» — дубинка впустую рассекает воздух.

Ладно, пора отсюда валить! Видать, это вот «двойное отражение» прямо тут в луже и живет. За мной небось не погонится!

Подавляю настойчивый импульс врезать по луже палкой — поручик Грунтов не одобрил бы — спрыгиваю с царь-кочки и спешу обратно: в ту сторону, откуда пришел.

— Ан-н-ндрей… — шелестит лужа.

Гадство какое!!

Шел я медленно, приметы четко запоминал. Вон тот пень, ага… Полянка-прогалина… Пучок сухой травы на шесте… Скоро я должен выбраться.

Как бы не так.

Нет, я не заблудился. Дурак, однако же не настолько — как я уже говорил.

Просто от края очага Хтони — от ее границы — стал подниматься рассеянный серый дым. Не то чтобы очень густой — но чем дальше, тем больше заволакивая тропу вуалью.

Какая-то падла специально траву подожгла? Сухой травы тут полно, на входе в очаг — целые заросли камыша, и они пылают. Отсюда видно.

Гарь усиливается, уже не очень легко дышать.

Ветер гонит дым на меня.

Вот это, блин, попадос. Попытаться прорваться через пожар? Нет. Бред. С другой стороны, трава долго полыхать не будет… Уходить вглубь болота нельзя, надо сделать так, чтобы большой огонь меня обошел, а потом — выбраться…

Да?

Судорожно пытаюсь сообразить, как будет правильно. Кашляю.

И в этот момент понимаю, что из дыма формируется человеческое лицо — огромное. С четверть местного карликового небосвода. Серое колыхающееся лицо, которое висит надо мной, мужское, но безволосое, кажется, азиатское… хотя что можно понять по лицу из дыма!

И сейчас оно откроет глаза.

Чуйка вопит, что это самое страшное, что может случиться — если я посмотрю в них. Я в этом на сто процентов уверен — животом, спинным мозгом, задницей.

Нельзя на него смотреть. Прочь отсюда! Скорее!

Вжав голову в плечи, я скачками несусь обратно. Вглубь болота.

«Ву-у-уф!..»— вздыхает оно удовлетворенно очередной дыркой.

Главное — не поскользнуться. И не забыть про кочки.

Треск огня за спиной стихает.

Когда я, наконец, решаюсь медленно, осторожно повернуть голову… лица нет. Там, откуда я прибежал, висит пелена самого обычного дыма, густая и плотная. Расползается по сторонам.

Солнца теперь и вовсе не видно, небо в дымке, а курсант Усольцев Андрей, кажется, крепко встрял.

Глаза щиплет, горло саднит, рожа у меня наверняка закопченная.

На часах всего лишь обед, но кажется, будто я тут несколько суток. Паскудные камыши, деревья эти кривые, лужи… Лужи теперь обхожу еще дальше.

Купленная в супермаркете полторашка опустела наполовину, усилием воли запрещаю себе допивать всю воду. Надо искать другой выход из очага…

Проходит еще часа полтора, когда наконец я себе признаюсь: заблудился. Ругаюсь вполголоса, как последний снага. Сначала охватывает досада о том, что посадят на гауптвахту, да что там! — выгонят! с позором турнут назад в Земщину! — а потом ее мало-помалу вытесняет другое чувство. Страх.

Куда там «в Земщину», к матери и к сестренке. Я попросту здесь останусь. Не выйду — и все.

Пропаду.

Этот навязчивый страх — не выберусь! сгину! — мешается с той стремнотой, которую наблюдал. Лицо из дыма… Отражение невидимки в луже… Если бы я сейчас был не один, было б легче. А так — чувствую себя тем дошкольником, что боялся идти в уборную по темному коридору. Паскудно… Вот почему в Хтонь поодиночке не ходят.

Страх мешает думать. Но пытаюсь взять себя в руки. Мне теперь главное — выбрести из очага. Хоть с какой его