Сильные не убивают, книга 2 - Яна Каляева

и быстро расступается, разумные жмутся к прилавкам. По центру прохода на огромном черном мотоцикле медленно едет Мясник. На нем распахнутая на груди кожаная куртка, хром заклепок гармонирует с блеском машины. Шлема нет — не его стиль.

— Что у вас тут? — веско спрашивает он.

Кхазад и тетка начинают было говорить одновременно, но под тяжелым взглядом оба осекаются и излагают суть вопроса по очереди, кратко, ясно и четко.

— Ну что, порешаем так, — Мясник барабанит пальцами по рулю, глядя на тетку. — У тебя уже третий раз терки с санэпидемстанцией. Давай-ка сгоняй на комбинат к Витке — она покажет, как бумажки правильно подшивать. А мои ребята теперь к твоему прилавку с особым пристрастием приглядываться будут. Одна тухлая рыба — с рынка пробкой вылетишь. Без базара.

Поворачивается к кхазаду:

— А ты, дружок, слишком борзеть начал. У нас тут снажий ряд испокон веков был и останется. Иди к коменданту, скажи — я велел тебе место во втором секторе выделить. Там свободные есть. Но если еще раз начнешь тут царька строить — сам знаешь, чем кончится.

Все моментально успокаиваются и расходятся по своим делам. Мясник улыбается мне краешком рта:

— Солька, привет. За рыбой пришла? Подсказать что-нибудь?

Пожимаю плечами и беспомощно смотрю в список. Мясник… Генрих забирает бумажку у меня из рук и не глядя отдает указания парню-снага, который оказывается поблизости будто случайно:

— Собрать и отправить на Весеннюю восемь, — надо же, Генрих помнит адрес Дома. — Пришлют самое лучшее. Меня тут никто не решится обвешивать… Обождешь минут десять?

Киваю — на закупки я бы потратила куда больше времени. К Генриху выстраивается небольшая очередь торговцев всех рас и расцветок с вопросами о проверках, местах, очередности выгрузки… Он решает все быстро и четко. Просители говорят коротко — никто не хочет напрасно тратить время Мясника.

От нечего делать рассматриваю мотоцикл — широкий, массивный, с брутальным дизайном. Ужасно хочется к нему прикоснуться, собственным телом ощутить мощь двигателя.

Пожилая женщина-снага подносит нам пластиковые тарелки с бутербродами: ржаной хлеб и нерка, копченая на ольховых опилках, сверху — белые колечки лука. Если честно, на пафосном свадебном банкете мадам Кляушвиц — я туда так и не попала, но в процессе подготовки все блюда перепробовала — ничего даже близко настолько вкусного не подавали.

— С делами покончено, — улыбается Генрих, вытирая пальцы кстати поданной кем-то бумажной салфеткой. — Хочешь прокатиться?

— Хочу! — выпаливаю прежде, чем успеваю подумать.

Генрих улыбается и хлопает по сидению у себя за спиной. Едва я запрыгиваю — газует с места.

Мы быстро проезжаем город и предместья и несемся теперь по дороге вдоль взморья. Держусь за кожаную куртку Генриха, лицом впитываю влажный морской ветер, ощущаю вибрацию двигателя внутренней поверхностью бедер. Надо же, я думала, гонять на мотоцикле с такой скоростью страшно… с Генрихом — нет, вообще не страшно.

Как только я начинаю думать, что мы едем уже достаточно долго, Генрих останавливает машину. Над дорогой высится скала с одиноким деревом на вершине.

— Поднимемся?

— Я-то — легко! А ты?

Генриху лет пятьдесят, не возраст для снага, но все-таки… Но он только усмехается и ступает на крутую тропу — местами по отвесной скале надо просто карабкаться. Я взбегаю на вершину раньше, чем он — но совсем ненамного.

Дерево оказывается кленом с огненно-алыми листьями. Ветки прочные, удобные… Нет повода не провернуть пару трюков! Рывок — и я уже в ветвях. Сальто назад, мир переворачивается, листья мелькают золотыми вспышками. Руки хватают ветку, тело инерцией выносит вперед — я почти падаю, но в последний момент подтягиваюсь и встаю на ноги. Толстовка мешает двигаться — срываю ее и изящным движением бросаю вниз, остаюсь в тонкой белой майке.

Двойной рондад! Вращаюсь, ветер свистит в ушах, земля где-то там, внизу. Приземляюсь на край ветки — она гнется, но я уже толкаюсь в прыжок, чтобы провернуть двойную сальтуху.

И гвоздь программы — свободное падение. Раскрываю руки — и в последний момент хватаюсь за нижнюю ветвь. Качаюсь, смеюсь, сердце колотится где-то в горле.

Разумеется, я не красуюсь и не кокетничаю — просто использую удачный момент для тренировки! Судя по смеющимся глазам Генриха, он именно так все и понял.

Мы сидим на обрыве, болтая ногами. Слева — свинцовая гладь залива Терпения, справа — пылающее море осеннего леса. Я чувствую исходящее от тела Генриха тепло — но не касаюсь его.

— Даже жаль, — говорю, — что ничего у нас с тобой не сложится. Слишком разное… представление о допустимых методах.

— Ты полагаешь? — осведомляется Генрих светским тоном. — А что именно тебя смущает?

— Да как бы сказать… Ну, то, что ты даешь деньги в рост.

— А как ты себе представляешь развитие города без системы кредитования? Примерно каждый второй малый бизнес, услугами которых ты пользуешься каждый день, существует благодаря моим кредитам. Остальные — благодаря кредитам других, и, знаешь ли, условия там куда хуже, особенно для снага.

— Это я все понимаю, не тупенькая… Но заставлять детей платить долги родителей — это перебор, нет?

— Думаешь, мне это нравится? Но, видишь ли, мы, снага-хай, низко себя ценим. Поэтому и гробим себя вредными привычками… — Тело Генриха рядом со мной буквально излучает здоровье и силу, сам-то он явно чурается вредных привычек. — Однако детей мы любим. Обеспечить будущее потомства ценой собственной жизни… не стоит ставить снага-хай перед таким искушением, Соль. А как бы ты поступила, если бы принимала решения?

— Не знаю, — облизываю враз пересохшие губы. — Наверное, я просто не хочу быть на месте того, кто принимает такие решения.

— Ты понимаешь, что тем самым уступаешь право принимать решения кому-то другому? Например, мне. Или любому из тех, кто рвется к власти. Все еще думаешь, что я — худшее, что могло случиться с этим городом?

Молчу. С моря поднимается холодный ветер.

— Мы могли бы иногда встречаться, — говорит Генрих. — Я покажу тебе, как город устроен, что в нем с чем связано, как этим всем можно управлять… и в какой мере. Да, многие вещи неподвластны мне — но, может, ты и окажешься той, кто найдет способ их исправить.

— Как-то все это… неожиданно. Мне надо подумать.

— Разумеется. Не нужно решать сейчас. Спешить некуда. То, что у нас с тобой может сложиться —