Сильные не убивают, книга 2 - Яна Каляева

Федор щелкает каблуками — хрена себе! — разворачивается вокруг оси и выходит. Все остальные за ним. Я последний.

Стараюсь как минимум не сутулиться.

В ухе бубнеж про «назначен зачет» и «следует подойти».

Что-то подсказывает: причина такой информированности господина полковника — не мой простецкий наушник.

* * *

ЗАЧТЕНО.

Система выводит на монитор вердикт — и я от облегчения мычу. Сдираю шлем — все, наконец-то! Тренажер больше не мой палач.

Сицкий тоже сдал, но не особо рад. Потряхивает рукой — судорога. Мирослава нет: не то отмучился еще раньше нас, не то плюнул и ушел, не сдамши.

Мы вылезаем из подвала «Котла». Через четверть часа отбой, и все люди делятся на два типа: либо расслаблены, либо куда-то несутся — доделать делишки. А я ни черта не успел, кроме зачета! Но зачет — успел. Смог. Это же круто, правда? Мы идем к казарме, Ганя вертит носатой башкой, а мне уже все равно.

И тут опять раздается вскрик. Как там — в «Решете».

Резкий, женский, болезненный — это как вообще⁈ Мы, на минуточку, на военной базе! Но никто вокруг и ухом не ведет, а я пару секунд паникую — галлюцинацию заработал, здрасте!

А потом вижу две фигуры у штаба — под единственной на базе березкой.

Пышная дама в форме — строгая юбка, китель, черные сапоги — стоит в стороне, вполоборота к нам, уперев руки в бока. Что на погонах — не разглядеть, но мундир богатый. Волосы собраны в узел, лицо — неприятное. Перед ней — девушка, на вид лет семнадцати. Высокая, хрупкая. Голова покрыта платком, русая коса, а несколько прядей выбилось. Эдакая… Аленушка.

Это она вскрикнула.

— Думаешь, я тебя просто так держу? — спрашивает женщина. Голос тягучий, вкрадчивый.

И взмахивает рукой. Хлоп!

Девушка вздрагивает, но молчит.

— Или думаешь, что наивные глазки помогут?

Вторая пощечина.

И… Сицкий вцепляется мне в плечо.

— Андрей! Ты… ты чего? Перетренировался?

Я выталкиваю:

— Какого хрена?..

Это что, продолжение зачета? Я должен быстро и правильно отреагировать — значит…

— Да блин, Андрюх, погоди! — Ганя соображает наконец, в чем дело. — Это же Челядникова! А девка — ее крепостная. Ну вот!.. Да не пали ты на них вот так, в упор!! Еще наряд захотел?

Челядникова точно почувствовала мой взгляд. Поворачивает с раздражением голову. Ганя поспешно тащит меня прочь от березы. Как маленький муравей — жука.

Девушка не двигается.

Крепостная. Нет, я отлично знал о существовании крепостных — в юридиках чего только не бывает, особенно в южных и западных. Но… непривычно. Точно в книжку попал по литературе. Еще коса эта, платок… березка! И глазищи на пол-лица.

— Та самая эсбэшница?

— Ну да! Челядникова Глафира Арефьевна, подполковник. — Я уже привык, Ганя всегда в курсе, как кого зовут. — Лютая баба, говорят! Начальство в лицо надо знать, Андрюха…

— А девушка? Как ее зовут?

— Хэзэ, она же крепостная.

Я судорожно пытаюсь вспомнить все, что я знаю, про эту… крепостную зависимость.

— Это значит, девчонка договор подписала кабальный? Верно?

— Ну да.

— Ну то есть… на время?

Ганя смотрит на меня странно:

— Ну… Формально на время, да. Но обычно, Андрей, навсегда эти договоры. На практике.

— Ну что значит «навсегда»? Что нужно, чтобы такой договор расторгнуть?

Наш дворянчик смеется:

— Деньги нужны, Андрюха. Много, много денег.

Перед тем как свернуть к казарме, оглядываюсь. Челядникова, кажись, попустилась: хоть и ругает служанку, но уже без рукоприкладства. А та меня… зацепила прямо. Взгляд, плечи, фигурка — все притягивает. И это не потому, что я почти месяц баб не видел. Отлично выглядит крепостная, так и не скажешь, что в крепости. У нее вон каблуки! — подчеркивают изящество ног.

А у меня… гхм. У меня из парадного — только казенный мундир. И денег — ноль. И папа мне их не пришлет… Да, надо с этим что-то придумывать.

Глава 7

Соль. Право принимать решения

Коктейль запахов рыбного рынка бьет по мозгам, что твоя кровавая Мэри. Влажный, йодистый бриз смешивается с ароматом свежего улова — холодным, резким, с металлическим оттенком. Глубже лежат теплые, почти сладковатые ноты — водоросли, моллюски, чуть подтухшая рыба… и подтухшая уже не чуть, фу-у. Сквозь рыбный дух пробивается дым коптилен — сухой, древесный, с легкой горчинкой. И неизменной приправой — запахи разумных: пот, табак, жареные пирожки, водка, резина сапог…

Трясу головой и пытаюсь взять себя в руки: я сюда не балдеть пришла, а закупить продовольствие по списку от мадам Кляушвиц. Обычно она ходит на рынок лично, говорит, для шеф-повара выбор продуктов — это целая философия. Но в последние дни Катрина сама не своя: Борхеса вскоре после свадьбы срочно вызвали в командировку — молодой жене даже не сообщили куда — и это длится уже вторую неделю. Хуже того, звонил он всего однажды, причем ничего толком не рассказал, сославшись на секретность. Разве можно так сдергивать начальника городской милиции, словно летеху какого-нибудь? Катрина вчера уехала в Южно-Сахалинск качать права и скандалить с тамошним начальством. Не сомневаюсь, эта Василиса Микулишна вытащит супруга из любой передряги. Ну а я пока как-нибудь справлюсь с закупкой рыбы для троглодитов…

Катрина записала подробные инструкции, однако жизнь мою они не упрощают — скорее наоборот. Что, например, значит «третий за камбалой, нивхи, П’ыла, нерка, 20 кг жив»? Еще смущает неизменная пометка «торг» со множеством восклицательных знаков. Торговаться с кхазадами? А можно я лучше волну хтонических жуков лицом к лицу встречу?

Искать что-то в торговых рядах и так не просто — а прямо передо мной еще и вспыхивает чрезвычайно эмоциональная дискуссия. Тетка-снага орет на здоровенного кхазада:

— Это наши ларьки, нах! Убрал отсюда свою тухлую селедку, ска!

— Сама ты тухлая селедка! — не остается в долгу кхазад. — Согласно пункту 8 параграфа 4 торгового устава места, не занятые до полудня, подлежат передаче…

— В жопу себе засунь свой параграф! — входит в раж тетка. — Племяш мой в санинспекцию побежал, сейчас выправим бумажки и…

Сочувствующие стекаются со всех сторон, вокруг обоих спорщиков собираются группы поддержки. Кажется, сейчас начнется драка, сзади подпирают… Шик-блеск, сходила за рыбкой, называется. Гигантские таймени с прилавка смотрят на меня печально и понимающе.

Тут сквозь какофонию пробивается шум мотора. Уже почти сцепившаяся толпа тихо