Тай-Пен - Дмитрий Шимохин

великому князю Константину Николаевичу — а именно, что прииск на Бодайбо станет образцом для наших золотопромышенников и источником финансирования железнодорожного строительства. Кроме того, мне очень не понравилось, как вы повели себя с Аглаей Степановной. Она, кстати, вернулась в дело, на более выгодных для меня условиях, чем мы оговаривали с ней изначально. Так что — увы, нет, нет и еще раз нет. Но, — я сделал паузу, — готов предложить вам другой вариант. Вы можете стать частью этой империи. Конечно, не партнером на равных, а миноритарным акционером, но все равно на выгодных условиях.

Сибиряков слушал мои излияния и хмуро молчал, явно пытаясь понять, насколько изменилась расстановка сил.

— Итак, я готов продать вам пакет акций нашего общества, — продолжал я, — на общую сумму в один миллион рублей…

На его лице промелькнула тень облегчения. Сумма была большой, но, очевидно, для него подъемной.

— Но заплатите вы за них, Михаил Александрович, — я выдержал паузу, наслаждаясь моментом, — два миллиона.

Услышав это, Сибиряков резво вскочил, опрокинув стул.

— Да вы с ума сошли, сударь! — проревел он на весь трактир. — Двойная цена! Да это грабеж среди бела дня!

— Ну что вы, что вы. Какой же это грабеж? — спокойно возразил я. — Это плата за входной билет и неустойка за то, что вы ввели в заблуждение моего партнера. Сочтите это ценным уроком!

В этот раз торг шел эмоциональный и яростный. Сибиряков кричал, лупил кулаком по столу, убеждал, угрожал… но я, прекрасно понимая, что тот никуда не денется, был неумолим. Этот золотодобытчик уже мысленно считал барыши от Ленских приисков и не готов был отказаться от этой своей мечты, даже несмотря на резко выросший ценник.

Наконец, выдохшись, он рухнул на стул.

— Хорошо, — процедил он сквозь зубы. — Твоя взяла. Два миллиона. Но при одном условии!

Я вопросительно поднял бровь.

— Я стану управляющим, — отрезал он. — Буду лично контролировать все расходы на месте. В противном случае разворуют наши денежки, и концов не найдете. В золотом деле хозяйский глаз востер должен быть, — иначе никак! Знаю я эти «Общества» — понаберут разных управителей-иностранцев с миллионными жалованиями, те денежки профукают, а толку-ноль. Слышал, как ГОРЖД-то чуть не обанкротилось?

— Впервые слышу! — усмехнулся я, раздумывая над его идеей. Ну что ж, в этом был резон. Такой опытный и прижимистый хозяин, как он, был бы исправным цербером, охраняющим кассу предприятия.

— Согласен, — наконец сказал я. — Но с уточнением, председателем Правления Общества остаюсь я, вы же будете директором, отвечающим за работу на приисках.

Он долго сверлил меня взглядом, прикидывая что-то в уме, но в итоге кивнул. Главное для него было — контролировать текущую работу. А номинальная власть интересовала его куда меньше, чем реальный контроль.

Итак, покупатели на сумму в три миллиона были найдены. Кроме того, у меня нарисовалось два миллиона нечаянной прибыли. Себе я, как и планировал, оставлял акций на два миллиона. Сразу же возникла замечательная идея — оплатить «мои» акции этими деньгами, внеся их в уставной капитал. И полноценно закрепив свою долю. Правда, все эти деньги еще предстояло получить на руки: Верещагина и Сибиряков свои взносы пока еще в полном объеме не оплатили.

Остальные же два миллиона уставного капитала я решил не концентрировать в одних руках. Примерно десять процентов собирался выкупить Кокорев — и я решил отложить акций на миллион, на случай если Василию Александровичу «аппетит придет во время еды». В крайнем случае, если он не выкупит триста тысяч, ограничившись первоначально оговоренными семьюстами, смогу распродать их потом. По большей цене.

Оставшийся миллион я планировал распродать небольшими пакетами. Акции «Сибирского Золота» должны были разойтись по всей Сибири, привлекая капиталы местных купцов, чиновников, отставных военных. Это не только дало бы нам необходимые средства, но и создало бы мощное лобби, заинтересованное в успехе предприятия.

И когда договоры с Аглаей Степановной и Сибиряковым были подписаны, получены первые деньги за передаваемые им пакеты акций, а в голове улегся сумбур последних дней, я решил посоветоваться с Изей.

— Итак, мосье «Ротшильд», — начал я. — Мы скоро уезжаем на Амур. И, пока собираемся, ты должен попытаться распродать как можно больше акций «СибЗолота». Здесь, в Кяхте!

— Здесь? — Его брови взлетели вверх.

— Здесь, Изя, тоже сейчас будет золото, — усмехнулся я. — Только другого рода: бумажное. Акции нашего общества на миллион рублей сами себя не продадут. Вот именно этим ты и займешься!

— Кому тут их продавать? — Он скептически огляделся, словно ища покупателей прямо в номере. — Этим кяхтинским чаеторговцам, которые за копейку удавятся?

— Именно им, — уверил я. — Слухи по Кяхте летят быстрее ветра. Весь город уже знает, что в моем деле участвуют и Верещагина, и сам Сибиряков. Для них это лучшая гарантия. Они поймут, что поезд уходит, и захотят запрыгнуть в последний вагон. Но есть один нюанс.

— Какой? — В его глазах зажегся огонек азарта.

— Цена, — отрезал я. — Номинал — тысяча рублей за акцию. Продавать будешь по три. Не бойся — возьмут: слух про золото уже идет. А если не идет — надо его пустить. Ведь не зря такой известный золотодобытчик, как Сибиряков, решил участвовать в деле, да еще и пойти сюда управляющим! Ты ведь понимаешь, о чем я?

Изя замер, а потом расплылся в счастливой, хитрой, очень «одесской» улыбке.

— Курила! Это просто песня! Конечно! Рисков почти нет, дело верное, а значит, за вход в приличное общество надо платить! А если сам Сибиряков в деле — так это все вокруг сразу поймут, что золото там таки есть!

— Вот именно. Распространяй акции! В общем, дерзай.

— Дело хорошее, а насчет экспедиции на Бодайбо чего? Мы делаем? — уточнил Изя.

— Зачем? У нас же есть теперь замечательные партнеры, вот на них и скинем, пусть отрабатывают, — усмехнулся я.

— Это верно, — кивнул Изя и тут замялся. — Знаешь, Курила, тут в Кяхте кой-какие слухи витают. Насчет Амура, не самые хорошие. Может, ну их продажу акций этих, успеем продать?

— Какие такие слухи? — напрягся я. — И почему раньше не сказал?

Глава 11

От этих слов все мое благодушное настроение мигом испарилось.

— Так, Изя, — произнес я,