Я уничтожил Америку 2 Назад в СССР - Василий Высоцкий

— И вам спасибо. Я не забуду вашей работы. Да! И спасибо за кофе. Сегодня нужно быть бодрым. А ещё мне нужны бритвенные принадлежности. И приготовьте мой самый строгий костюм. Сегодня важный день. Очень важный.

— Так точно, товарищ Генеральный секретарь! — козырнула девушка, потом по-военному развернулась и вышла из кабинета.

Шелепин невольно проследил за её походкой. Заметил, что замы тоже не отрывали взгляда от строгой юбки.

Глава 11

— Русский Ваня! Вали домой! — снова прозвучало на перроне.

В ответ раздался поддерживающий смех.

— Никаких ответов на провокацию, — раздался крик в поезде. — Не хватало ещё на перроне устроить драку.

— А как же без хорошей драки? — спросил кто-то из пассажиров. — Надо же отметиться!

— Никаких, Никифоров! — снова прозвучал тот же мужской голос. — Или ты хочешь попасть на карандаш?

— Как бы нам на перо не попасть с такими ограничениями, — буркнул недовольно тот, кого назвали Никифоров.

С этим высказыванием я был вполне согласен. Чем больше мы позволяем себя оскорблять, тем пренебрежительнее к нам отношение. А если сразу по мордасам и поставить на место, то тогда на цырлах будут ходить и уважать как родного папу!

Мы с Серёгой начали спускать вниз чемоданы и сумки. Помогать нашим дамам.

— Так, не расходимся. Выходим дружно и не отстаём друг от друга! — вновь прозвенел командный голос в коридоре.

— Это Валерка Веденеев старается, — сообщила Мария Сергеевна. — Когда чехов арестовывали, его даже рядом не было, а теперь вон как выпендривается! Старается быть организатором группы.

— Русский Ванька, вали домой! — снова проревел голос с улицы. — Бери свою Маньку за жопу и проваливай!

Не, этот человек явно напрашивался на стоматологическую операцию без наркоза.

— Ах ты ж… — пробурчал Серёга, выпуская ручку чемодана. — Щас я ему морду набью, чтоб не гавкал…

— Стоять! — я схватил его за локоть. — С нами дамы. Как мы их бросим? На кого?

— Ванька, домой вали! Вали домо-о-ой!

— Так, группа, выходим! — перекричал воловий рёв голос организатора.

— Ух, какой же он горластый… Ладно, идёмте, а то Валерка весь на навоз изойдёт, ишь, как надрывается, — улыбнулась Мария Сергеевна.

Из вагона высыпала наша группа, сплочённая, как стая перелётных гусей в бурю. Чернявый и подвижный Валерка Веденеев, размахивая листком с какими-то пометками, пытался построить всех в колонну.

— По паре, товарищи! Держимся вместе! Пресекаем любые провокации!

— Сам ты провокация, — громко процедила Мария Сергеевна, поправляя шляпку. — Шел бы лучше багаж посчитал, организатор хромой.

Толпа на перроне гудела, как растревоженный улей. Какой-то детина в кепке с лупатыми глазами навыкат и с лицом, навсегда обидевшимся на бритву, продирался к нам сквозь толпу.

— Ванька! Я тебе говорю! Вали-вали! — он был уже в десяти шагах, и его алкогольное дыхание можно было почувствовать уже сейчас.

— Никифоров, не вздумай! — зашипел Веденеев, но было поздно.

Никифоров, коренастый мужик с умными глазами, уже снял очки и аккуратно положил их в футляр, который засунул во внутренний карман пиджака. По виду он не представлял опасности, а вот по движениям… По движениям можно было много сказать о человеке. Так вот, я бы не хотел с этим человеком вставать в боевой спарринг.

— Да я просто поговорю с человеком, Валерьян Валерьяныч. Культурно, по-хорошему.

Он сделал два шага навстречу детине. Тот расплылся в язвительной ухмылке. Его провокация достигла цели.

— Что, русский Иван, нашёл…

Он не договорил. Быстрый, как пружина, удар Никифорова в солнечное сплетение не был ни злым, ни даже громким. Просто короткий, сухой удар, почти незаметный даже для тренированного глаза. Детина осел, словно подкошенный, глаза его полезли на лоб от непонимания, а изо рта с шумом вырвался воздух вместе с перегаром.

Никифоров наклонился к его уху и что-то негромко сказал. Потом поднялся, достал футляр, водрузил очки на переносицу и вернулся к группе.

— Всё, — буркнул он. — Объяснил товарищу правила поведения в общественных местах. Пойдёмте, а то поезд дальше пойдёт без нас.

На перроне воцарилась оглушительная тишина. Даже смешки и выкрики стихли. Нас провожали уже не презрительными ухмылками, а тяжёлым, уважительным молчанием. Молчанием, которое говорят только тем, кто сам умеет заставить себя уважать.

— Никифоров! Это же… это же нарушение всех инструкций! — зашептал Веденеев, бледнея. — Я вынужден буду доложить!

— Доложи, Валерка, — равнодушно бросил Никифоров, подхватывая свой чемодан. — Так что докладывай о том, что я помог человеку справиться с его аллергией. Вон, как задыхается, пришлось оказать первую помощь. Так ведь, товарищи?

— Да, Никифоров помог человеку во время приступа, — сказала одна из девушек. — Он прямо-таки герой! Ему памятник нужно поставить, а не на карандаш!

— Так что давай, бери меня на карандаш. А я тебя — на перо за наплевательское отношение к представителю братского народа. Чёрным по белому.

Веденеев резко замолк и сделал вид, что срочно сверяет список.

— Правильно ты, Коль, всё сделал, — сказал я, догоняя Никифорова. — По-другому с ними никак.

— Да я ему всего лишь про цирк рассказал, — хитро прищурился он. — Что клоуны должны на арене выступать, а не на перроне. Не понравилось ему представление.

— Он не представитель братского народа, молодой человек, — проговорил стоящий неподалёку молодой парень в шляпе и пенсне. — Это не чехословак. Это тоже русский. Приехал к нам лет семь назад, обосновался. А теперь вот ходит и устраивает… подобное представление. А его так называемые друзья только подзуживают.

Парень показал на группу молодых балбесов, которые переговаривались между собой, поглядывая на нас. Балбесы походили на завсегдатаев баров, на тех самых, у которых всегда чешутся кулаки.

— Русский? Релокант, что ли? — задумчиво спросил я.

— Кто? Гад? Ещё какой гад. Надо же, на своих так кричит… Так что правильно вы ему помогли «справиться с приступом», — улыбнулся молодой мужчина в ответ.

Он прикурил, щурясь на ту самую компанию балбесов. Те уже оправились от неожиданности и начинали постепенно оживать, как мухи после зимней спячки. Перешёптывались, поглядывали на нас злее, набирались наглости. Один, в клетчатой рубахе, даже пару раз шагнул в нашу сторону, но, встретившись взглядом