Сын вожака стаи - Алисия Небесная

— Когда ты наконец добралась до города, устроилась в обычную жизнь, я знал.

Каждое его слово бьёт, как удар.

— Когда ты забеременела.

Воздух застывает.

— Я. Знал. Тишина обволакивает, словно сковывая меня изнутри.

Отец выпрямляется, лицо его бесстрастное, отточенное годами власти и контроля.

— Я позволил тебе поиграть в свободу, Амели.

Он смотрит прямо мне в глаза, давит этим взглядом.

— Я ждал. Ждал, когда ты поймёшь, что это было не твоё решение. Что ты совершила ошибку.

Грудь сжимается от злости.

— Ошибка? — выдыхаю, чувствуя, как пальцы дрожат от напряжения. — Мой сын — это ошибка?

Отец опускает взгляд, перекатывает кольцо на пальце, затем снова смотрит на меня.

— Нет.

Пауза. Каждое его слово медленно оседает в воздухе, отравляя его.

— Ошибкой было думать, что ты можешь скрыть его от меня.

К горлу подкатывает комок.

— Ты устал от моих «игр»? — говорю тихо, но в голосе сталь.

Его губы дёргаются в ухмылке.

— Я устал, Амели. Устал ждать, пока ты поумнеешь. Пока ты вспомнишь, кто ты.

Он делает лёгкий жест рукой.

Дверь за моей спиной тихо открывается.

Я замерла. Этот голос я помню.

Слишком хорошо.

— Амели.

Я поворачиваю голову и встречаюсь взглядом с человеком, от которого сбежала.

Тот, кому меня обещали.Тот, кто теперь стоит здесь. Рамиэль.

Глава 25

— А ты не сильно изменилась, — голос Рамиэля ровный, наполненный надменной уверенностью. Он двигается медленно, шаг за шагом, словно смакуя момент. Затем чуть прищуривается, втягивая воздух, и уголки его губ дрожат в призрачной ухмылке. — Но думаю, твои прогулки не слишком тебя изменили.

Невольно напрягаюсь, тело откликается инстинктивно — волчица внутри вскидывает голову, шерсть встаёт дыбом. Готовность бежать или драться.

— Что тебе здесь нужно? — рычу в ответ, не двигаясь с места.

Рамиэль качает головой, как учитель, терпеливо выслушивающий глупого ученика.

— Я здесь по приглашению твоего отца и только, — тон ровный, снисходительный, он даже не замечает вызова в моём голосе. Надменный взгляд скользит по мне с головы до ног, изучающий, оценивающий.

— Но я надеюсь, что скоро ты переедешь ко мне в качестве моей супруги.

Меня передёргивает.

— Нет. — Голос звучит твёрдо, почти слишком резко. — У меня уже есть муж и сын от него.

Едва успеваю закончить фразу, как в воздухе со свистом рассекается его рука.

Хлёсткая пощёчина обжигает щёку.

От удара меня заносит в сторону, дыхание сбивается, но я удерживаюсь на ногах, лишь сжимаю кулаки до боли в пальцах.

— Я не потерплю неуважения, Амели, — голос Рамиэля остаётся таким же ровным, будто он просто поправил манжеты.

Резко выпрямляюсь, дыхание тяжёлое, но глаза полны гнева. Стоит передо мной спокойно, уверенно, даже не ожидая ответа. Для него мой протест — не более чем каприз непослушной волчицы.

— Рамиэль, не так резко, — отец говорит холодно, но в глазах читается осуждение.

Рамиэль лишь слегка ухмыляется, но делает шаг назад.

— Это простительно, — говорит, словно раздаёт милостыню. — Ты долго была без надлежащего воспитания. Я понимаю. Ты сбилась с пути. Но теперь ты вернулась домой.

Меня трясёт от ярости, но я не двигаюсь.

— И ты всё ещё моя невеста.

Это не угроза. Это приговор.

Атмосфера в кабинете медленно, но неотвратимо накалялась, словно воздух перед грозой.

— Мы не будем спешить со свадьбой, — голос отца звучит ровно, бесстрастно, но каждое слово выверено. — Амели только вернулась.

В этих словах нет заботы, только констатация факта. Отец не отменяет брак, не даёт мне выбора — лишь обозначает, что пока рано.

Рамиэль, стоя неподалёку, слегка склонил голову.

— Как скажете, Ахмет, — голос ровный, почти почтительный. — Ваше слово — закон.

Но в этих словах не было подчинения. Скорее, признание временной власти, не более.

Отец кивнул, довольный. Затем его взгляд лениво скользнул к Рамиэлю, изучая, оценивая.

— Как прошла твоя встреча с Дэниэлом?

Мне показалось, что в кабинете стало холоднее. Рамиэль усмехнулся, но в глазах не было веселья.

— Так, как я и ожидал. Он не прост. Не слабак.

Напряглась, сжимая пальцы в кулаки, но молчала.

— Что ж, — легкая усмешка отца. — Тем интереснее.

“Тем интереснее”?!

— Что ты сделал? — голос прозвучал тише, чем хотелось бы, но не отвела взгляда от Рамиэля.

Он чуть склонил голову, а затем лениво, почти небрежно, усмехнулся:

— Пообщался с тем, кто решил забрать то, что принадлежит мне по праву.

Сердце сжалось, но я заставила себя не отвести взгляд.

— Я тебе не принадлежу, — процедила сквозь зубы, но он даже не моргнул.

— Это пока, — спокойно ответил. — Ты слишком долго думала, что можешь решать сама.

Сжала кулаки, но прежде чем смогла что-то сказать, отец вдруг негромко вздохнул и, сложив руки перед собой, посмотрел на меня долгим, оценивающим взглядом.

— Амели, перестань, — голос был мягким, почти усталым, но в нём не было ни капли слабости. — Ты ведёшь себя как несмышлёный щенок.

Я замерла.

— Ахмет, если позволите… — голос Рамиэля звучал лениво, почти небрежно.

Не двинулся резко, не поднял руку, как сделал это ранее. Вместо этого, подошёл ближе, неторопливо, с той плавной, хищной уверенностью, которая всегда выдавала в нём альфу.

Его пальцы скользнули по моему запястью — легкое касание, от которого пробежал холодок.

— Ты ведь понимаешь, Амели, — голос мягкий, почти ласковый, но от этого ещё страшнее. — Сопротивление — бесполезно. В этом доме всё уже решено. Тебе просто осталось принять неизбежное

Не дёрнулась, не отвела взгляда. Но он всё равно почувствовал, как напряглись мои мышцы, как волчица внутри вздыбила шерсть.

— А если нет? — сухо бросила.

Рамиэль усмехнулся, и его пальцы чуть сильнее сжали моё запястье — Тогда мы поговорим иначе, — чуть склонил голову, приближаясь, чтобы никто, кроме меня, не услышал следующее. — Не забывай, твой сын сейчас далеко. И волчата… такие беспомощные без матери.

Холод пронзил меня до самого нутра. Знала, что он блефует. Но и знала, что в этом доме слова — не пустой звук.

Рамиэль отпустил мою руку, но мне не потребовалось смотреть на неё, чтобы понять — останутся следы.

Отец молчал, не