Эхо 13 Забытый Род - Арий Родович

В тот раз я не заметил вспышку в его взгляде — но теперь понял, что она, скорее всего, тоже была. И когда он произносит такие слова с использованием своей силы, мир прислушивается. Он начинает открывать какие-то врата. Или запускает процессы, которые пока не поддаются точному анализу. Эти действия могут изменить многое. Или не изменить ничего вовсе.

Он задержал взгляд, потом продолжил, словно ничего не произошло:

— Обычно делают упор на силу — для тяжёлого оружия. Или на ловкость — для скрытных операций. У вас — баланс. И это хорошо для выживания. Но плохо для боевой специализации. Универсал — не специалист.

Он задумался и добавил:

— Огнестрел на высоких уровнях уже не работает. После шестого-седьмого ранга пулям просто не хватает пробивной силы. Кожа выдерживает, как бронежилет. Потому Путь Силы — почти всегда путь к холодному оружию. И то, как вы развиты, говорит, что вы готовы ко всему. Это разумный подход с моей стороны. Но для вас не легкий. — Он договорил это ровно в тот момент, когда в кухню кто-то вошел.

В кухню вошёл мужчина в форме. Строгая тёмная ткань, аккуратно заправленные перчатки, твёрдая поступь. Он двигался уверенно, сдержанно, не как слуга — скорее как боец. Родовая дружина? Гвардия? Армия? Нужно будет уточнить у Якова, как здесь это называется.

Он остановился у порога, выпрямился и отрапортовал с чёткой интонацией:

— Господин, Станислав Аркадьевич. Господин Яков. Добрый день. Священники на подходе. Будут в течение десяти — пятнадцати минут.

Яков едва заметно кивнул.

Я взглянул на него спокойно, коротко, сдержанно кивнув в ответ — без слов, без суеты. Так, как и следовало бы барону. И в этот момент я понял: память вернулась. Манеры, движения, повадки — всё стало на свои места. Я больше не думал, как поступить. Я знал, как нужно.

Воин кивнул и вышел, оставив нас снова наедине.

Яков сделал последний глоток кофе, неспешно поставил чашку на стол и произнёс:

— Господин, как и договаривались: вы потеряли память. Если будут спрашивать, отвечайте, что понимаете, как управлять огнём. Этого будет достаточно. Остальное — интуиция, логика… и немного актерства. В остальном я вас прикрою.

Я чуть улыбнулся и допил свой кофе до конца. Напиток оставался горячим, ароматным — словно знал, что его допьют, и ждал.

Мы встали одновременно — без лишних слов. Всё было уже сказано.

— Пора, — спокойно добавил Яков. — Священники не любят ждать.

Мы направились во двор. Навстречу первому испытанию — и первому впечатлению.

Глава 8 Я вырубил Его

Мы вышли из кухни, прошли по длинному коридору с мягким, рассеянным светом от ламп, встроенных в стены. Здесь не было окон — классический внутренний переход между комнатами. Обстановка была ухоженной, строгой, но при этом не мёртвой — в ней ощущалась жизнь, пусть и сдержанная. Пол — плотное дерево, гладкое, тщательно вычищенное вручную. Скрипа не было вовсе. Проходя мимо, я отметил, насколько всё здесь тихо и спокойно.

Когда мы подошли к лестнице и начали спускаться, я только тогда заметил: ведь мы были на кухне, и она располагалась на втором этаже. Почему я раньше не придал этому значения? Вероятно, после пробуждения я просто не успел задуматься о таких деталях, а позже — был слишком поглощён всем происходящим.

— Яков, почему кухня на втором этаже? — спросил я, обернувшись.

Он не ответил сразу. Шёл спокойно, размеренно, словно ждал этого вопроса.

— Когда-то здесь находилась вспомогательная прачечная. В поместье тогда жило куда больше людей, и она была необходима. Но когда род уменьшился, прачечную сочли избыточной. Ваша мать, — он посмотрел на меня чуть мягче, — очень любила вечерние закуски. Барон — ваш отец — приказал обустроить здесь кухню, чтобы слугам не приходилось бегать вниз. Так вашей матери было проще — тайком пробираться сюда и перекусить. Об этом знал ваш отец, и он устроил всё не только для слуг, но и для супруги.

Он сделал паузу, и уже тише добавил:

— После тех событий шестилетней давности мы с вами стали часто бывать здесь. Я выбирал это место для занятий — вы легче сосредотачивались, когда рядом были запахи чая, выпечки. Я полагаю, воспоминания о вашей матери делали это пространство для вас особенно безопасным.

И сразу в ответ на его слова, в голове вспыхнули образы. Мать в лёгкой сорочке крадётся по коридору, едва касаясь пола, держа в руках тёплую тарелку с выпечкой; заметив меня, она театрально подносит палец к губам, словно призывая к тишине и соучастию в её ночной вылазке за пирожками тети Марины. И после этого я вспоминаю следующее. Яков, стоящий у кухонного стола, показывает мне на карте границы СВЕТ. Я — совсем ребёнок, но уже спорю с ним.

Эти образы были живыми. Не искусственными, не вызванными внешним толчком. Они возвращались ко мне сами, с глубины, как будто — нет, как точно — это было моей жизнью.

На первом этаже нас встретил просторный холл. Потолок здесь был высоким, перекрытым серией монументальных колонн. Между ними — аккуратная лепнина, кое-где потемневшая, но не утратившая своей утончённости. Пол — камень с серыми прожилками, отполированный, но не глянцевый. Свет падал мягко, рассеянно, будто пространство само отталкивало резкость.

Яков замедлил шаг и провёл рукой по основанию одной из колонн:

— В этом доме многое менялось. Поколения приходили и уходили, делали ремонты, перестраивали залы и стены. Но такие места… их не тронули. Потому что они помнят.

Он задержался на лепнине, чуть наклонил голову:

— Подобных залов немного, но они есть. Уцелели не все, но некоторые пережили даже родовые войны. Им больше тысячи лет. Менялись крыши, окна, перекрытия — но эти стены держатся. И будут держать. Потому что это — опора, а не декорация.

Я молча кивнул. Впервые за всё время в этом доме я почувствовал: он не просто большой. Он — живой. И старый. Очень старый.

Мы подошли к высоким двустворчатым дверям. Я невольно замедлил шаг, рассматривая их. Такие я видел только в старых фильмах — те самые, что любили снимать в особняках, наполненных аристократической важностью и налётом древности. Потёртые латунные ручки, узорчатые панели, подчёркнутая тяжесть — всё в них говорило о статусе и о времени.

Яков, заметив мой взгляд, мягко подтвердил:

— Верно, маринская эстетика. Двери при входе должны были сразу впечатлять. Это было важно в архитектуре того времени.

Он распахнул их без усилия — плавно, легко, без скрипа. Казалось, с такими дверьми