Володарь железного града - Яр Серебров

Иван Васильевич ставленный отцом только и смотревший ему в рот, Александр Всеволодович, новый князь Псковский тоже его человек, Тарусский князь Юрий Всеволодович и оба Тита, Мстиславич и Святославич, князья Карачаевский и Елецкий. Дмитрий Александрович Брянский не приехал, но прислал от себя бояр и сына, сам же отправился в Глухов, уламывать своего родича Великого князя Глуховского и Новосильского, Михаила Семёновича. Ещё и обиженные Мстиславом бояре тут как тут, для Порея так вообще звёздный час наступил, каждый день его дружина пополнялась кровниками и любителями лёгкого заработка. В стороне остался лишь Муромский князь, Василий Ярославич, занявший нейтральную позицию, в силу удалённости. Если смотреть в ретроспективе и учитывать географию, то потенциально Семён мог собрать под свою руку тысяч пятнадцать-шестнадцать. На треть больше, чем его ещё не родившийся племянник перед Куликовой битвой, однако в конкретном случае, многое, если не всё зависело от логистики и ресурсов, вокруг них то и разгорелись споры.

— Вам то хорошо, а мне что прикажете делать? От его гостинца до Ельца полдня пути. Мстислав меня как жука раздавит, даже не заметит. Елецкий князь, от возмущения скинул на пол горлатую шапку, украшенную златом и соколиными перьями, топнул ногой. В общих чертах, план Колывана приняли, решив наносить множество ударов в разных местах, избегая генерального сражения, а положение Ельца, отрезанного от Оки пространствами чужого княжества, было в этом свете, мягко говоря, провальное.

— А тут и думать неча, Тит Святославич!

Его по плечу ударил Ярославский князь Василий Давидович Грозные Очи. Среди присутствующих он был самым опытным, искушенным в интригах необычайно, проведя в Орде в общей сложности около десяти лет, на секунду, вдвое больше Калиты. Когда скончался Калита он, Тверской князь Константин Михайлович и Суздальский князь Константин Васильевич, оспаривали у Семёна ярлык на великое княжение, но продули московскому админресурсу. Само собой обида осталась немалая и былое влияние отца на этих прожжённых стариков Семён не мог вот так, запросто интерполировать, поэтому, зазывая в поход пообещал каждому не только долю в добыче, но и присовокупил по тысяче рублей, не считая жита и сена для конных дружин. Впрочем, остальных князей это не касалось.

— Мстислав хоть и еретик, но грады не жжёт попусту. Ничего с твоей вотчиной не будет, отъезжай с дружиной в Тарусу, опосля, как разобьём супостата возвёрнёшь и свою долю получишь. Сам видишь, непрост змий. С наскоку не его взять. Тит с ненавистью сплюнул, поднял шапку и отошёл к светлице, а Василий тем временем нашел Семёна и отвёл князя в сторонку.

— Ты положи ему три сотни гривен, — зашептал ярославский князь. — Дружина у князя невелика, но нам всяко лишней не будет, да и на съезде мутить воду он не станет. Не пригреешь у себя, он к Мстиславу переметнётся. И вот ещё что, Семён. Мою долю отошли немедля в Ярославль. Припасу надобно собрать, меринов, бояр вольных, кого встряхнуть, а кого, — боярин понизил голос, — на болото спровадить. Ты особливо не думай, что ежели анафему продавил нам они сие вот так, запросто, с рук спустят. Многие гридни, особливо бояре вольные готовы ему под руку идти, сказок черни про Спасителя наслушавшись. Ещё больше праха огненного его да новой кованной рати боятся, прочие, на злато падки. Нам воев кровушкой повязать надобно, кровушкой. Пусть вырежут пару тройку погостов, под корень, с дитями, опосля слушок пустим кто да кого, да где побил и сих гридней Мстислав не сманит. Зная его норов кабы, он их за такое по составам разомнёт[i], али повесит яки татей. И пусть. Мы сие в свою сторону обернём. В этой войне Семён, не прах, не хладный уклад решит, а сердце. Вот, тута!

Василий Давидович согнул руку к лёгкой кольчуге и несколько раз похлопал себя по груди, сделав честнейшее лицо.

— Не по-христиански тако поступать, князь. Наши всё же люди, не басурмане. Да и дружина такое не одобрит. Семён с осуждением посмотрел на собеседника, нахмурил брови, а князь в ответ лишь ухмыльнулся.

— Молод ты ешо, Сёмен Иванович. Думаешь твой отец с белыми ручками к великому княжению шёл⁈ По горло в кровушке Иван замешан и тебе останавливаться не след. Найди одёжи воев княжеских, боярам шепни дабы лихих людишек нашли и пусть они оборотнями по окраинным погостам да вервям пройдут, церквы да дома пожгут, порубят да ссильничают чернь. Вона Порей на него зло держит. А сколь у Мстислава кровников из тех бояр, что он на Дубне порубил, кого в клетях заставил друг дружку убивать аки медведей на торжище? Есть людишки для такого дела, есть, — шипел, шептал словно змей искуситель ярославский князь.

— С черни не убудет, подотрутся да дальше пойдут, а ты угрозу великую от семени Рюрикова отведёшь. Пошто волком смотришь⁈ Думаешь азм за серебро да злато с тобой иду, за мзду⁈ Нет. Мои ведь холопы тоже бегут к нему, ешо как бегут. И от суздальских, и от карачевских, и от ростовских. Уходят людишки наши аки водица чрез песок, а с ними и сила наша тает. Про пирамиду слыхал?

Семён торопливо кивнул.

— Смотри. Чернь да ратаи с холопами в самом низу стоят, на коленях, поверх них гридни да служки, на их плечах жируют сидючи на лавках бояре да тиуны, а на самом верху мы на ложах почиваем. В злате и серебре ходим, кушаем пряности да сласти восточные, рыбицу белую да красную, вина заморские попиваем да меда столетние, девиц красных сношаем. А Мстислав, будь он неладен супротив самой основы пошёл! Хотя и наших кровей. Аки червь пирамиду сию он точит и точит, точит и точит. Каждый, божий, день, точит! — голос князя задрожал, сам он покраснел и начал заводиться, словно молотом вбивая кажде слово. — А когда сия пирамида завалится чернь встанет да отряхнётся, гридням да боярам бока может намнут, палок вспылят да отпустят на все четыре стороны, а мы с тобой Семёнушка лететь будем с самой верхушки и убьёмся, а не убьёмся так помогут. Посему не дури, а делай по уму, как я говорю! Попомни, второго шанса он нам не даст. Я ведь с князем, в отличии от тебя речи вёл глаза в глаза. Нутро его гнилое сразу узрел.

— И что же ты там такого увидел?

— А то! Стелет он мягко, да опосля спать жёстко. Без советов старых князей скушает он тебя, не подавится. Сам диву даюсь откуда у него стокмо ума. Не иначе от деда, а тот Юрию крови попил,