Князь Барбашин 3 - Дмитрий Михайлович Родин

только не устранить самого Густава. Но этим пусть уж сами местные занимаются. Его людям к королевскому телу доступа нет, а привносить в мир идею снайперского отстрела лидеров как-то не хотелось. Да, в того же Сигизмунда уже стреляли, но из обычной аркебузы, из которой и в упор-то захочешь — не попадёшь. А если придётся валить Густава, то только так, с подготовленной лёжки и нарезного мушкета, чтобы уж с гарантией. Но зачем лишний раз подставляться? Он ведь уже совершил одно такое покушение, отчего в Европе началось такое бурление страстей, что самому попаданцу стало страшно. Особенно от осознания, что всё это происходит накануне османского вторжения!

А произошло всё с того, что науськанный его людьми (действовавшими от имени неких католических прелатов) религиозный фанатик попытался-таки прирезать Иоганна Непоколебимого, из династии Веттинов, в качестве протеста за измену католичеству. А именно за то, что ещё в 1527 году оным Иоганном лютеранская церковь была учреждена в Эрнестинской Саксонии как государственная, с курфюрстом в качестве главного епископа.

Мужчина напал на герцога, когда тот выходил из церкви, неожиданно выскочив из толпы прихожан. Охрана опоздала всего на несколько мгновений, и этого убийце вполне хватило, чтобы горячая кровь обагрила камни лютеранского прихода. Но бог был явно не на стороне доброго католика, ибо, не смотря на несколько ножевых ран, курфюрст не погиб, хотя и пролежал потом почти месяц в постели. Казалось бы, фиаско? Ан нет! Во-первых, нападавший не сумел скрыться, и не был забит тут же на месте, так что попал в руки иоганновых палачей, которые и расспросили его вдумчиво и со знанием дела. Что, разумеется, только сыграло на руку заговорщиков, ведь несостоявшийся убийца был истово уверен, что его наняли святые люди совершить правое дело. Во-вторых, раненный Иоганн не смог, как он это сделал в иной реальности, вовремя дать совета нетерпеливому Филиппу Гессенскому обратиться к Фердинанду за разъяснениями. А ведь в их тандеме именно Филипп был главной движущей силой и откровенным сторонником более агрессивной внешней политики, Иоганн же, наоборот, был более озабочен вопросом о том, стоит ли ему, как лютеранину, защищать себя от императора, и как мог, сдерживал порывы своего молодого соратника. Но на этот раз остановить Филиппа было некому, а покушение на Иоганна тот воспринял именно как начало активных действий сторонников Папы и Фердинанда. В результате, собрав войска, герцог ворвался в мае 1528 года во владения епископов Майнцского, Вюрцбургского и Бамбергского, потребовав от католиков отказа от любого вмешательства в духовную юрисдикцию Гессена. Не поняв подобного финта, католические герцоги и курфюрсты тоже стали собирать войска. Обе стороны уже не верили заявлениям друг друга, так что к Троице, как это было в иной реальности, конфликт всё ещё не был исчерпан, а Империя ощутимо напряглась — запах религиозной войны всё явственней ощущался над нею.

Так что стесняться политических убийств пришедший из другого мира попаданец вовсе не собирался, но и превращать их в постоянную практику тоже не хотел. Ведь в эту игру можно было играть по обе стороны и пусть даже русского следа никто не найдёт, но всегда найдётся тот умник, что решит, будто результаты внутренних разборок можно с таким же успехом использовать и во внешней политике. И потому противопоставить намечающемуся союзу Ганза — Польша (в унии с Великим княжеством Литовским) — Швеция — Франция нужно было другими способами. К примеру, ускорив Графскую распрю или занявшись укреплением русско-испанских отношений. Так что предстоящее посольство в Империю играло сейчас попаданцу только на руку.

А что же Польша? А для Польши он собирался нанести иной удар. Идеологический!

Некий Винко Прибоевич, как донесли русские послы в Италию, уже выступил в Венеции со своей речью о происхождении славян. Ознакомившись с его работой, Андрей тогда сильно удивился. Он и не знал, что панславянизм зародился так давно, думал, что истоки его появились лишь в девятнадцатом веке. А оказалось, что идея национальной идентичности, славянского единства в культурной сфере и взаимопомощи в случае внешней опасности была и в шестнадцатом веке весьма актуальной. И если к написанному Прибоевичем добавить ту массу знаний, что лежала в подкорке у попаданца, то на выходе могла получиться книга не хуже сочинения ещё даже не родившегося Мавро Орбини. А потом всё это подтянуть к легенде о едином корне народов Чехии, Польши и Руси, которые к шестнадцатому веку уже были довольно популярны в Чехии и Польше, да и на Руси не вызывали отторжения.

А началось всё с "Чешской хроники" Козьмы Пражского изданной в начале XII века. Затем в чешском варианте легенды к "праотцу Чеху" добавился его польский брат Лех, а позже, уже в польском варианте, появился и брат Рус. Правда на самой Руси та же "Повесть временных лет" хоть и связывала происхождение народа с регионом Норик (к западу от Паннонии, в которой, по легенде, и проживал отец Чеха, Леха и Руса), но вот сам братец Рус на страницах сочинений русских книжников появился уже довольно поздно, в веке так семнадцатом. Но как раз этот вопрос был для попаданца решаем. Печатный станок и красочный лубок быстро помогут укоренить легенду в народной памяти.

А ведь история про Чеха, Леха и Руса — это готовая история о трёх братских народах, вышедших из одного корня, которую он часто слышал в своём прошлом-будущем. Только там это были русские, белорусы и украинцы, а здесь чехи, поляки и русские. И если признать единство славян, как факт, то под польской шляхтой может разорваться нехилая такая идеологическая бомба. Потому как она, шляхта, в это время выводила себя от сарматов. Да-да, они, мол, потомки этих непобедимых кочевых воинов, а не какого-то крестьянского быдла. А раз так, то почему бы не начать объяснять простым польским крестьянам причину, отчего шляхтичи так измываются над ними. А потому что они не поляки, они захватчики, пришедшие на земли Великой Польши с ордами монголов! Так чего им жалеть тех, кого они считают чуть ли не своими рабами? Потому и Пястов, чей предок был как раз из природных поляков, да ещё и из крестьян, они не любили, добив последних в Мазовии. Так не пришла ли пора простым ляхам скинуть панов-пришельцев и возродить потомков Белого орла на троне легендарного Леха? Тем более что потомки Пястов всё ещё живы и находятся совсем недалеко, в стране с братским, как гласят польские же хроники и легенды, народом.

Скажите утопично? Ну, если подходить к исполнению топорно,