Князь Барбашин 3 - Дмитрий Михайлович Родин

Вот почему решил построить я дом.

Будет мой дом красой в деревне,

Буду в нём жить с своей невестой,

Жить одному не то, не то, что вдвоём.

Под хорошую песню и работа спорилась. Наполняя окрестности звонким перестуком топоров, бойцы Камского полка рубили на высоком косогорье одну избу за другой. Рубили быстро, но на совесть, ведь для своих же старались. Для тех, кто собрался остаться тут, во глубине сибирской землицы на жилое.

Да-да, когда-то давно, заключая ряд с князем, люди обещались отслужить в его дружине десять лет беспорочно, а князь обещался тем, кто захочет на покой, кроме выходного пособия дать лихву: срубить избу или выдать денег на её постройку. И так уж получилось, что по окончанию сибирского похода 1527 года в полку как раз и появились первые кандидаты, что выслужили заветные десять лет, пройдя через все войны и сражения, и не сложив при этом свои головушки. Выслужили и пожелали покончить с ратной жизнью.

Рындин, конечно, был не рад подобному, ведь уходили-то самые умелые да удачливые (а как иначе, неумехи да те, кто не был Макошью благословлён, уже давно головы сложили), но ряд есть ряд. За поруху которого князь с любого голову грозился снять. И ведь бывало такое! Приказчики да тиуны без должного пригляда почитай все своеволить со временем начинали. И с этим владетели вотчин мирились, многое своим тиунам да приказчикам за их работу прощая. И князь-благодетель тут ничем от других вотчинников не отличался. Но стоило лишь дойти до него челобитной, по которой кто-то рушил заключённый ряд, и князя от расправы уже ничего не могло удержать. За подобное он губил немилосердно, никаких отговорок не слушая и на былые заслуги не оглядываясь. А полковник ещё из ума не выжил, со своим работодателем ссорится. Понимал, что это для князя он величина и личный дворянин Хабар Андреевич. А для других, да без князя за спиной он в лучшем случае пустой человечек, а то и вовсе холоп Хабарка. Так что чинить препятствия воинам, пожелавшим оставить службу, полковник и не подумал.

Место под деревеньку воины, которых по меткому выражению, услышанному от князя, уже стали именовать сибиряками, нашли сами, присмотрев хороший кус земли в нескольких верстах от Чинги-Туры. Да, мужчины понимали, что война ещё далеко не окончена и возможно их жильё ещё не раз разорят дикие кочевники, но тяга к созидательному труду перевесила всё. Тем более что земли тут выделялось на одного хозяина куда больше, чем на Руси, которая за последние десятилетия изрядно полюднела. И, что не менее важно, земля та вся числилась черносошенной. На которой все новосёлы по государевой жалованной грамоте освобождались от оброка и от всевозможных налогов и повинностей на срок от трёх до десяти лет, в зависимости от степени запущенности земли, богатства или бедности почв, да от возможностей самой крестьянской семьи.

А возможности у всех были разные. К примеру, прибывшие с зимним караваном крестьяне практически не имели ничего и шли сюда лишь в надежде на ссуду и беспошлинные года. И ссуду эту на обзаведение семенным зерном, скотом, упряжью и утварью, новый чинги-туринский воевода давал. Ибо тоже понимал, что без крепкого крестьянина жить здесь придётся в голоде. Да и ссуду он давал не деньгами, а как раз скотом да зерном для посева. Крестьянин же со своей стороны обязывался завести прочное хозяйство — поставить избу с сенями, баней и овином, да забором всё огородить, распахать пустошь под хлеб, под овощи и как следует унавозить землю.

Разумеется, на фоне подобных новосельцев бывшие бойцы Камского полка тут выглядели куда лучше. За счёт воинской добычи имелись у них и свои кони, и скот какой-никакой. Да и знаниями по правильному ведению хозяйства, многополью и севообороту, который они сами наблюдать могли в княжих вотчинах, с ними поделились тоже изрядно. Как и семенами того же дойника и клевера. А по весне товарищи по оружию пришли подсобить добротные избы пятистенки поставить, да с печами по белому, для чего из Княжгородка мастера с учениками вызвали. Мастер тот, кстати, печи сложил, вокруг огляделся, да и тоже решил тут остаться. А что, земли вокруг много, люди едут — работы непочатый край предстоит. Это сейчас тут бедно и голодно, а в скором времени станет людно и богато, а кто первым место застолбил, тот, как известно, и сливки снимает!

Так вот и родилась на земле сибирской первая русская деревенька из восьми дворов с многозвучным названием Первачи.

Но не всем сельская жизнь была по душе. Кто-то захотел осесть в самом городе, да ремеслом на жизнь зарабатывать. А что, согласно царской жалованной грамоты, отныне былую татарскую столицу Чинги-Туру велено было именовать русским градом Тюменью. По той же грамоте признавалась она столицей воеводства Закамского, и даровалось ей своё городское уложение. А что за град без ремесла и посадских? Вот и порешила часть ратников стать горожанами.

Ну а полковая казна, как и в случае с будущими крестьянами, тут же выкупила для них места под дворы. Ведь, как говорили на Руси, "не купи дом, а купи место". Правда, ко двору прилагался лишь сам дом, а вот тын и хозяйственные постройки, что стоило тоже немалых денег, уже сам хозяин должен был ставить на собственные средства, но на эту тонкость люди внимания уже не обращали. Ведь свой, правильно выправленный двор дорогого стоил.

Кстати, как и в иной истории, оценив расположение Чинги-Туры, возведённой на вершинах холмов, образованных оврагами, русские розмыслы всё же решили изменить своё первоначальное решение и ставить свой город на новом месте. Русская Тюмень поднялась на берегу реки Туры, тогда как цитадель Чинги-Туры располагалась через лог на небольшом холме. Зато это позволило оставить в покое и старый ханский дворец, и мечеть, возведённую самаркандскими зодчими. Впрочем, долго им всё равно не простоять — уж слишком недолговечен сырцовый кирпич в сибирских условиях.

А где-то с месяц после Рождества прибыл сюда второй уже по счёту караван из Руси, в котором кроме продовольствия и новых поселенцев привезли и семьи решивших остаться в сибирской землице людей. Служба службой, а жизнь — жизнью, и у многих в полку были и свои семьи и даже уже достаточно взрослые дети. И вдовиц боевых товарищей (а таких тоже было не мало) поддерживали всем полком, сызмальства обучая их сынов ратному делу или ремеслу, коль у