Дочь врага Российской империи. Гимназистка - Василиса Мельницкая

— И что тебя так рассмешило? — поинтересовался Бестужев.

— Да так, ерунда, — отмахнулась я. — Не обращай внимания. Слушай, ваша светлость… А, может, ты хочешь, чтобы Ольга проиграла? Вот и…

— Если бы я этого хотел, то не искал бы для нее рыжую, — перебил он. — И не перегибай, ладно?

— Одно другому не мешает, — возразила я. И добавила, так как Бестужев молчал чересчур выразительно: — Прости. Это нервное, пожалуй. Только вчера в Петербург приехала, а сегодня сам Савелий Бестужев замуж зовет. Ох, прости! Сообщает о намерениях.

Он кивнул, принимая извинения.

— Вернемся к этому разговору позже, Яра.

Ага, когда я стану эспером. Надеюсь, он забудет о своих матримониальных планах, когда поймет, что дворянства мне не пожалуют. Или раньше, если узнает, кто я такая.

— Однако я хочу, чтобы ты помнила о том, что я первый сообщил тебе о намерениях, — не унимался Бестужев.

— Ты хочешь жениться по расчету? — Я все же не утерпела, продолжила разговор, что следовало бы закончить. — Ведь неизвестно, унаследует ли ребенок мои способности. По мужской линии не наследуют. Меня и в деревне запереть не получится. Если я стану эспером, то буду трудиться на благо империи.

— В браке по расчету нет ничего плохого, — ответил он все так же невозмутимо. — И ты мне нравишься. Настолько, что я постараюсь понравиться тебе, если ты хочешь брака по любви.

А я считала, что он меня уже ничем не удивит! Однако…

Или все гораздо проще, и Бестужев, как опытный герой-любовник, знает, что нужно говорить юным романтическим барышням. Пометить территорию, задурить голову — и получить желаемое.

— А как же Ольга? — вспомнила я. — Разве вы не пара? Ты ей помогаешь…

— Мы друзья, — вновь перебил он. — С детства. Ольгу интересует другой. — И пробурчал, вроде бы уже не обращаясь ко мне, но достаточно громко, чтобы я расслышала: — Он все это и затеял…

— Расскажешь мне правду о розыгрыше? — Я ухватилась за возможность все разузнать. — Любопытно.

— В другой раз. — Бестужев вновь уклонился от ответа. — Мы приехали.

Машина остановилась возле знакомого домика.

— Что ж… — Я взялась за ручку дверцы. — Благодарю за помощь. Это было неожиданно, но приятно.

Дверца не открылась.

— Не спеши, — хмыкнул Бестужев. — Ты откажешь Ольге?

— Да. Завтра приду к вашему кафе, мы договорились…

— Я за тобой заеду.

— Не надо…

— Я за тобой заеду, — повторил он жестко, чеканя каждое слово. — Сиди.

Он вышел из машины, выудил откуда-то зонт, раскрыл его и только тогда открыл дверцу с моей стороны, подавая руку. И до крыльца проводил. После чего быстро попрощался и выскочил на улицу.

Как завороженная, я слушала, как хлопнула дверца спорткара, как заработал мощный мотор. Шуршание шин по мокрому асфальту… и тишина. Уехал.

Он хочет мне понравиться? Гормоны заставили кровь прилить к щекам, а сердце биться чаще.

Тьфу!

«Яра, тебе уже под сорок, по совокупности, — напомнила я себе жестко. — Этот юноша младше тебя в два раза! Используй его, а влюбляться не смей! К тому же, он просто хочет тебя использовать. Как самку, для размножения».

Это отрезвило. Надолго ли?

Зайдя в дом, я наткнулась на Антонину Юрьевну, спускающуюся по лестнице.

— Яра, ты вернулась, — вроде как обрадовалась она. — Хорошо погуляла?

— Хорошо, — улыбнулась я ей.

— Там соседка твоя приехала.

— А мой багаж?

— Еще не доставили.

— Ужин скоро? — не вытерпела я. — Не удалось поесть в городе.

— Ужин по расписанию. Но… пойдем со мной на кухню, я тебя супом накормлю.

Отказываться я не стала. И даже наверх не поспешила, сразу проскользнула на кухню вслед за хозяйкой. Суп на курином бульоне, прозрачном, как слеза, с маленькими клецками и свежей зеленью, показался мне пищей богов. Антонина Юрьевна и чаю налила: крепкого, ароматного. И вазочку с медом выдала.

К себе в комнату я возвращалась сытая, довольная и умиротворенная. Кажется, с тех пор как умерла Лариса Васильевна, я и не ела вкусной домашней еды, перебивалась бутербродами и кефиром.

На втором этаже играла музыка — негромкая, но веселая. Я толкнула дверь в свою комнату… и замерла на пороге.

Музыка лилась из модного магнитофона, стоящего на моем столе. По всей комнате разбросаны чужие вещи. Постельное белье некрасивой кучей лежало на полу. Рядом — моя сумка и то, что я привезла с собой.

По комнате бешеной козой скакала девица: рыжая и нахальная. Она подвывала в такт музыке и пихала в мой шкаф свою одежду.

— Что тут происходит⁈ — рявкнула я, перекрикивая музыку.

Девица остановилась, уставилась на меня… и лицо ее просияло от радости.

— Ты, наконец, пришла! — заявила она. — Поможешь мне разобрать вещи. И свои забери, чтобы под ногами не мешались.

— Чего? — переспросила я, впадая в легкий ступор.

— Ах, да… — Она слегка поморщилась. — Не буду ждать, когда меня представят, хоть так и не принято. Виконтесса Клавдия Домбровская. У моего отца, графа Домбровского, имение в Рязанской губернии, а бабушка, урожденная…

— И что ты делаешь в моей комнате? — поинтересовалась я, перебивая.

Еще пара слов о генологическом древе Домбровских, и я за себя не отвечаю. Внутри все клокотало от гнева.

— Мне нужна отдельная комната. И ты мне ее уступишь, — с улыбкой Медузы Горгоны произнесла Клавдия. — Не стой, помогай.

На меня вдруг снизошло спокойствие. Мне и проклинать эту нахалку необязательно, достаточно схватить за рыжие космы, да дать пинка для ускорения. Я в своем праве, это моя комната. Однако я предпочла цивилизованный метод: отправилась за Антониной Юрьевной, чтобы та навела порядок в собственном доме.

Глава 22

— Как же так… Я же все ей показала… Я же предупредила… — бормотала Антонина Юрьевна, торопливо поднимаясь по лестнице.

Я молча шла следом, предвкушая торжество справедливости и, одновременно, испытывая легкое разочарование. Даже если другие соседки окажутся милыми и воспитанными девочками, эта паршивая овца будет все портить.

Я не обольщалась: культура либо есть, либо ее нет. У Клавдии ее определенно не было. Такие, как