Бессмертный двор - Павел Сергеевич Иевлев

* * *

Мемуары «Моя подружка — Птенец Вечны, а также кое-что об ушах и пятках» за авторством Фаль Жеспар, гномихи-на-ходулях)

* * *

Полуорчанка мрачно всматривается в темноту, взвешивая в руках увесистый стальной молот. Идёт третий час блужданий по подземелью, открыто отмычками восемь дверей, выбито молотом три замка, не поддавшихся искусству Марвы.

— Я ненавижу подземелья! — бурчит Крага. — Мы, орки, любим простор.

— Ты же полукровка.

— Мой отец — объездчик баранозавров из бродячего города, а мать — орчанка с Диаэнкевала. Никаких, заметь, дварфов, драу или других любителей зарыться под землю и нюхать там свою задницу вместо вольного ветра степей… Да хватит ковыряться, давай я молотом тресну! Иначе мы никогда отсюда не выберемся. Что ты вообще тут хочешь найти?

— Не знаю. Что-нибудь. Вот, например, эта труба, — показала Марва, поправляя фонарь на поясе.

— Что с ней не так? Труба и труба.

— Откуда она?

— Да какая разница? Мы идём вдоль неё уже третий час, а она всё не кончается. Над нами давно уже степь, так что, если вылезем наверх, то добираться умаемся.

— Тебе не кажется странным, что под степью идёт труба?

— Это Дулаан-Зах, малявка! Тут ничего не слишком странно. Вот, например, наверху сейчас лежит снег, а ты топаешь в маечке. Почему?

— Тут тепло.

— Именно. На Дулаан-Захе тёплая земля. И чем глубже, тем горячее. Никто не знает причины, все просто привыкли. На других кифандирах ничего подобного нет, поэтому разумные там сейчас вымерзают как снежные цуцыки, а мы кое-как ковыряемся, хотя светила гаснут у всех. А тут всего лишь труба.

— Нет, смотри, это древняя каменная кладка, она старше замка латифундии. И на ней сразу сделаны опоры под трубу. Это не «всего лишь труба». Это древнючая-предревнючая труба. Ты можешь сориентироваться, в какую сторону мы идём?

— Ну, это не сложно. На северо-северо-восток.

— То есть в направлении Жендрика?

— Вот когда ты это сказала, — поёжилась Крага, — мне окончательно перестала нравиться наша прогулка. Жендрик — это плохо, а подземелья под ним — ещё хуже. Среди прислуги ходили слухи, что твои родители водились с драу. Не хотелось бы наткнуться тут на тёмных.

— Боишься их?

— Дурак не боится. Я хороший рейнджер, в степи потягаюсь с кем угодно, но под землёй драу дома, а я нет. Давай пойдём обратно, а? Не попрёмся же мы вдоль трубы до Жендрика?

— Давай ещё немного пройдём, ладно?

— Ну, разве что чуть-чуть. Обед был довольно давно, знаешь ли.

Прогулка завершилась неожиданно: коридор закончился тупиком. Марва тщательно осмотрела место, где уходит в каменную кладку труба, постучала в стену, поковыряла швы кладки, и, вздохнув, села у стены. Пол здесь тёплый, и вообще жарковато, это значит, что они глубоко под поверхностью.

— Шли-шли и никуда не пришли, — прокомментировала Крага, садясь рядом.

— Я думаю, где-то есть проход дальше. Может быть, даже в этой стене, какой-нибудь магический. Но я не умею открывать такие, я не маг.

— Ну и слава Краю, что не маг. От этих засранцев одни неприятности. Давай перекусим и пойдём обратно. У меня вяленое мясо зебрида, овцежучий сыр и лепёшки, а у тебя?

— Печеньки, колбаса и свежий хлеб с кухни.

— А у меня ещё большая фляжка эля!

— Ты выиграла.

— Ясен-красен! Это ж я!

* * *

Обратно идти тяжелее. Подъём вроде бы и не крутой, но постоянный, и отвыкшая от долгих переходов Марва совершенно вымоталась.

— Давай посидим, отдохнём! — взмолилась она.

— Да ладно, малявка, мы же час назад отдыхали! Этак до утра не доберёмся.

— Эй, это ты крутая охотница, а я пять лет в школе за партой просидела! В Кисгодоле даже погулять толком негде.

— Мрак с тобой, садись. Хочешь, понесу твою сумку?

— Не надо, она не тяжёлая. Просто ноги гудят.

Сели у самой трубы, опершись спинами на стену. Крага постучала пальцем по медной поверхности.

— Пустая, вроде. А что там было-то?

— «Перинарские сопли», «персоп». Чёрная вонючая густая жидкость. Её иногда находят в древних подземных ёмкостях.

— А зачем она нужна?

— Если перегнать, как самогонку, то получается солярий — топливо для тепловых машин, и соплясло — смазка для них же. Механурги выкупают все найденные запасы для своих нужд, но я не слышала, чтобы где-то было столько персопа, чтобы его качать по трубам.

— То есть твой отец неплохо тут устроился?

— Да, для механурга источник персопа большое подспорье, недаром у нас в латифундии так много тепловых махин. В Кисгодоле он стоит больших денег, поэтому там махины либо на дровах, либо на магических огнегрелках. Но я не понимаю, откуда он тут брался и почему перестал.

— На Дулаан-Захе много загадок, малявка. Отдыхай.

Марва привалилась к твёрдому мускулистому плечу полуорчанки и сама не заметила, как задремала.

* * *

Неофициальная библиотека Альвираха

…Слово «Мрак» давно стало ругательством, а заодно и обозначением всего презренного. Память Разумных не то чтобы коротка, но выборочна. Шесть веков, прошедшие от начала Зари, — момента зажжения рукотворного солнца над империей Веспер-Матинс, — для многих долгоживущих рас не возраст.

Именно Корпоральное светило ознаменовало начало новой эпохи. Не все те десятки, которые зажигали ондоры для отопления Дулаан-Заха до того, как межкраевые лайнеры позволили имперским разведчикам узнать об этой технологии, немедля объявив её «естественным правом империи». Однако мои личные изыскания, дополненные, разумеется, работами моих бывших коллег и свидетельствами ондоров (за их показания спасибо юридически подкованному человеку из Бос Туроха — ондоры оказались на редкость несговорчивы), выводят на свет тот факт, что эпоха Мрака не следовала напрямую за Перинарским Казусом. Напротив, старейшие из эльфов утверждают: темнота пришла на их памяти. А память эта не так длинна, как может показаться среднему короткоживущему.

Как бы то ни было, общепринятая хронология такова: Перинарический Период завершается Перинарским Казусом. Альвирах распадается на кифандиры, окутываясь спасительным Краем. От древних перинаров остаются лишь чудовищные горячие махины в недрах и легенды об их непредставимом могуществе. Всё, что было дальше, является предметом позднейших спекуляций…

* * *

Отрывок из «Нового Метатекста» Жозефы Медвуль, учёной дамы,