Андрюха, у нас… - Мелалика Невинная

привлекательное? – вопрошает меня Андрюха, когда мы подходим к указанному адресу. Вид у напарника трезвый, но в его глазах появился азартный блеск. – Вот бы все такими были!

– Боже упаси!.. – бормочу я, открывая дверь искомого заведения.

Там нам наливают, как опоздавшим к шумной гулянке. Некоторое время Андрюха празднует с виновником торжества, а мне удается выяснить, что Чижик-Пыжик здесь уже отметился, а также – куда он направил свои стопы дальше.

– Хорошо-то как! – возвещает напарник, когда мы вываливаемся из душного помещения на морозную улицу. – Погода сегодня какая прекрасная!

– Вижу, – ворчу я и строго говорю ему: – Ты аккуратнее с напитками. Мы только начали.

– Я тоже, может, только начал, – усмехается он и, старательно артикулируя слова, добавляет: – Да не беспокойся ты, я все контролирую.

– Вижу, – повторяю я, и мы идем дальше.

В стилизованном под американский байкерский бар заведении с гордым названием «Белый орел» нам не рады.

– Эй, сопляк, не рановато тебе по таким местам ходить? – интересуется у меня хмурый громила за барной стойкой. За его спиной висит ружье, вероятно, призванное указывать на крутой нрав бармена. – Шел бы домой, к папке с мамкой.

– Ты кого сопляком назвал? – встревает Андрюха, наваливаясь на стойку.

– Да уж не тебя, дядя, – хмыкает тот. – Если пацан с тобой, учти, штраф за него заплатишь ты.

– Это не пацан, это наблюдающий!

– Хоть бы и смотрящий. В моем баре не наливают никому младше двадцати одного года. Прямо перед вами наглого студентишку выгнал. Обиделся. Обещал вернуться с подкреплением и начистить мне рыло. Только меня таким не напугать. Сейчас я и вас вытряхну, кем бы вы ни назывались.

– Слава, – напарник поворачивается ко мне, – по-моему, мужик нарывается. Проучим?

Я не успеваю ничего ответить – ни чтобы не нарывался он сам, ни что мы здесь не для того, чтобы кого-то проучить, а для того, чтобы найти Чижика-Пыжика. Андрюха берет бармена за плечи и резко прикладывает лицом о стойку.

– Твою мать!.. – выдыхаю я, а из-за столиков неспешно поднимаются байкеры и размеренно направляются в нашу сторону.

Защитники бармена не доходят до нас всего ничего, как дверь распахивается и с криком «Наших бьют!» в заведение влетает группа парней, во главе которых несется студент в зеленом мундире с желтыми обшлагами и в пыжиковой шапке.

Байкеры немедленно переключаются на новых гостей. Я хватаю Андрюху за ремень и оттаскиваю от стойки, но он вырывается и бросается врукопашную с барменом, жаждущим отомстить за свое поражение. Передо мной разворачивается классическая кабацкая драка, а я скромно стою в углу и в душе не гребу, что мне делать. Кидаться кому-то на помощь или тем паче разводить дерущихся – предприятие гиблое. Оглядываюсь по сторонам. Взгляд цепляется за ружье над стойкой.

– Если в первом акте на сцене висит ружье, – тихо говорю я, захожу за стойку и, привстав на цыпочки, снимаю оружие, – в последнем оно должно выстрелить. Иначе не вешайте его.

Проверяю механизм (он внезапно добротно смазан и ухожен), потом, материализовав патроны нужного калибра, заряжаю ружье и даю предупредительный выстрел поверх голов дерущихся. Тишина наступает мгновенно. Байкеры и студенты, как по команде, расходятся в разные стороны. В центре зала остаются бармен и Андрюха. Последний отчаянно трет левый глаз.

– Ты не помнишь, там точно ружье было или все же пистолет? – спрашиваю я напарника. – Ну, у Чехова.

– Это смотря по какому источнику, – отвечает он и переключается на студента: – Вот ты какой, Чижик-Пыжик!

Чижик, только что подобравший с пола свою шапку, отшатывается, но Андрюха все равно сгребает его в объятья и хлопает по спине. Студент морщится, но стоически терпит.

– Мне уже не один год как двадцать один год, – говорю я помятому насупленному бармену и возвращаю ему ружье. – Надеюсь, разрешение на оружие у тебя есть. А правила свои ты бы на двери снаружи повесил. Во избежание.

– Не учи меня… наблюдающий! – огрызается тот и, махнув свободной рукой, объявляет: – Всем примирительную за счет заведения. Для не достигших полного совершеннолетия по законам Североамериканских Штатов сегодня делаю исключение.

Байкеры возвращаются по своим местам, студенты занимают свободные столики, а я ловлю Чижика-Пыжика за рукав.

– Тебе, друг мой, надлежит вернуться на Фонтанку.

– Я вернусь, – грустно отмахивается он. – Выпью примирительную и вернусь. Нагулялся так, что аж голова кругом.

– Слово сказано, – предупреждаю я.

– Слово услышано, – подтверждает Андрюха, и мы покидаем «Белого орла».

– «В Ленинграде-городе у Пяти углов получил по морде Саня Соколов», – цитирую я, глядя на подбитый глаз моего спутника.

– «…ну и, значит, правильно, что дали», – со смехом отвечает напарник.

Дальше мы, как обычно, хохочем вместе.

От автора

«Чижик-Пыжик» – миниатюрная анималистическая скульптура (высота фигурки – одиннадцать сантиметров, масса – около пяти килограммов), установленная в 1994 году на реке Фонтанке у Михайловского (Инженерного) замка рядом с 1-м Инженерным мостом.

Неподалеку от места расположения фигурки находилось Императорское училище правоведения, студенты которого носили мундиры зеленого цвета с желтыми петлицами и обшлагами. Говорят, за сходство расцветки мундира и за традиционные пыжиковые шапки студентов училища и прозвали «чижиками-пыжиками», и в популярной песенке поется именно про них.

Согласно городской легенде, если загадать желание и бросить монетку на постамент, на котором стоит Чижик (монетка обязательно должна остаться на камне), желание непременно сбудется.

Улица Рубинштейна же, на которую и сбежал гулять наш Чижик, – это улица, проходящая от Невского проспекта до Загородного проспекта. С середины двухтысячных годов там открылось большое количество баров и ресторанов, благодаря чему улица стала известна как одна из главных ресторанных улиц не только в Санкт-Петербурге, но и в Европе.

Андрюха, у нас… Имперский образ жизни

Какая скукота, думаю я, покорно плетясь за Славкой по залам Эрмитажа. Наблюдающего пригласили следить за равновесием сил на открытии выставки картин из параллельных миров. Когда я соглашался составить Славке компанию, я надеялся, что параллельное нашему искусство будет оригинальным. Надежды рассыпались в прах: выставка того же Врубеля дала бы этой сто очков вперед.

– На балу вампиров и то веселее было, – возмущаюсь я, когда мы идем по залу, который только что покинула группа важных гостей во главе с экскурсоводом.

– Мы пришли работать, а не развлекаться, – строго напоминает Славка. – Опять же, если не хочешь, можешь со мной не ходить. Ты волен распоряжаться своим временем как угодно, но я тебе все же советую присмотреться к искусству. Такой случай нечасто выпадает.

– Я мент, а не искусствовед, – хмыкаю я, но начинаю чуть более осознанно смотреть по сторонам.

Одно из полотен чем-то цепляет меня. Я останавливаюсь напротив и вглядываюсь в изображение. Это поясной портрет молодой женщины в форменной одежде, похожей на китель наблюдающего – с высоким воротником-стойкой и двумя рядами серебряных пуговиц. Только костюм Славки темно-синий без знаков отличия, а костюм дамы с портрета – иссиня-черный с серебряными эполетами. Надо же, думаю я, фасон почти такой же, – а еще несколько секунд спустя осознаю, что именно привлекло мое внимание: эта женщина и Славка очень похожи. У них одинаковая форма носа и бровей, сходный разрез глаз и одни четко очерченные скулы.

– Слав, – окликаю я его, – это кто?

Ушедший вперед наблюдающий оборачивается и, бегло окинув картину взглядом, нехотя отвечает:

– Императрица Альтариэль из династии Элькорингов. Там же все написано.

Действительно, рядом с портретом крепится табличка с пояснительной надписью: «Портрет правящей императрицы Альтариэль Элькоринген, дочери Алькора Славного и Тари. Восточная Земля. Холст, масло».

– Ты чего там завис? – интересуется Славка, когда я нагоняю его в соседнем зале.

– Вы с ней так похожи! – с изумлением говорю я, всматриваясь в его черты.

– Мало ли на свете похожих людей, – небрежно отмахивается наблюдающий. – Тем более в разных мирах.

Голос у Славки спокойный, даже равнодушный, но мой полет мысли уже не остановить. Нет, не генерал у Славки папа, с лихорадочным восторгом рассуждаю я. Папа у Славки – император. А понаехавшей лимитой наблюдающий называет себя не потому, что приехал из медвежьего угла нашей необъятной Родины, а потому, что явился из другого мира. Поэтому-то Славка и старше меня по званию – он наследник империи, а если нет, то все равно член императорской фамилии. Как их там – Элькоринги? Эта императрица с портрета однозначно приходится ему родственницей. Может, даже матерью или сестрой.

– О чем думаешь? – спрашивает Славка.

– Да так, об империи, – отвечаю я, едва не ляпнув: «твоей».

– «Если