Шурик 1970 - Петр Алмазный

— Что получится? Кто святой?

— Кто, кто, Лопух святой! Шкуру твою спасать будет пытаться. Если правильно подать, выговором, может, обойдется. Типа, кафедра отреагировала. Провела среди тебя разъяснительную работу. А если до парткома дойдет, то все, вылетишь с волчьим билетом. Такое и при иностранцах! И что на тебя нашло? Ладно, морду покаянную сделай. Крем сотри и шишку засвети. Про провалы в памяти сказать не забудь. Пошли.

Срочное заседание ученого совета кафедры. Сплошь ученые мужи, двое седых, двое плешивых, один жгучий брюнет, и курчавый Лопух. Все, как положено, с секретарем и протоколом. Срочно вызванная машинистка щелкает по клавишам механической печатной машинки. На повестке дня один вопрос, мой. Я сижу на стуле с «покаянной головой». Один из лысых сурово предлагает назвать тему заседания: «О провокационном и вредительском выступлении комсомольца Тимофеева в присутствии представителей капиталистических стран». Седой предлагает «вредительство» вычеркнуть. Сказал, что «сам за вредительство „десятку“ отмотал, и, как выяснилось — зря». Второй лысый сказал, что в делегации еще чех был со «Шкоды» и гэдээровец. А это уже не капстраны. Лопух вообще предложил не конкретизировать, а изменить тему на: «Обсуждение доклада тов.Тимофеева на конференции по автоматизации автотранспортной системы».

— Доклад-то был хороший, товарищи, — сказал Лопух. — И отвечал на вопросы товарищ Тимофеев правильно. Вопросы были, как и положено от иностранной делегации, провокационные. Но он справился, за исключением последнего вопроса. Особенно провокационного.

— Да что там «за исключением», — вдруг сказал тот самый, что сидел за вредительство. — Правильно парень сказал, и все мы это знаем. Научных разработок на десять лет вперед лежат, внедрения ждут. Таких разработок, что капиталистам и не снились. И лежат без движения. А когда и если дождутся внедрения, устареют на хрен. Опять у западных фирм трубы покупать будем, как будто сами сделать не можем.

— Опять ты про свои трубы, Николай. Ну завернули твою круговую сварку. Ты один что ли? А то мы не знаем, что у нас и как. У меня вон ленточный конвейер пятый год лежит. Только зачем такое говорить при иностранцах? — возразил лысый. — Что будет, если каждый болтать начнет? И еще это, про частный бизнес. Откуда на хрен частный бизнес? Какой еще бизнес. Конструктор одиночка ценнее целого бюро! При всех. На конференции! С дуба рухнул?!

— Ну да, пусть спасибо скажет — времена другие, — добавил второй лысый с орденскими планками на пиджаке. — При Виссарионыче за такие слова сразу бы, без всяких собраний, на Колыму.

Остальные присутствующие высказались в том же духе. Сиделый только хмыкнул.

— Так что скажете в свое оправдание, товарищ Тимофеев? — спросил Лопух сурово.

Я встал, показал пальцем на шишку. Пожаловался на досадное падение в ванной и провалы в памяти. Сказал, что больше так не буду. Лопух кивнул и сел сочинять итоговое решение кафедры по моему вопросу.

— Так что с нашим ретивым и речистым юношей делать пока будем? — сказал он, не отрываясь от бумаги. — Думаю, в институте ему пока лучше не показываться. Пока все не утихнет.

— Понятно, что лучше не показываться. А давайте его на производство сплавим, — вдруг предложил молчавший до этого жгучий брюнет. — Мне с азээлка звонили, им руководитель технической секции нужен. Там кто-то у них в декрет ушел. Вот на завод пусть Тимофеев и идет. Поручение по комсомольской линии, помощь подшефным, то-се. Ну а в решении запишем, как воспитательную работу. И выговор в личное дело. Выговор обязательно. За потерю бдительности. Или за низкопоклонство перед Западом. Товарищи, давайте голосовать, и на обед. Жрать реально хочется. Я сегодня без завтрака. Кто за выговор?

Все подняли руки. Я тоже.

В ожидании итогового протокола собрания меня выгнали в коридор. Там меня уже ждал Дуб. Минут через пять он сунулся за дверь, получил там какие-то инструкции и тут же потащил меня на первый этаж к окошку кассы. Оказывается, мне полагалось получить премию за подготовку к конференции. Лучше прямо сейчас, а то потом могут не дать.

Я поставил закорючку в ведомости и тут же получил на руки почти шестьдесят рублей. Дуб сказал, что про долг помнит, но выпросил у меня еще пятерку. Обрадованный, он тут же повел меня в профком, где мне быстро выписали направление на завод. Но смотрели на меня в профкоме, как на чумного.

— В общем так, — инструктировал меня Дуб, провожая к стоянке. — Лопух сказал, чтобы ты в институте и носа не казал. Завтра… нет, завтра у нас суббота, на заводе — выходной. Повезло тебе. В понедельник чтобы был на заводе. Будешь делать все, что скажут, хоть улицы мести. Но чтобы характеристика от ихнего профкома и от комсомольской организации была, как у агнца. Как все утихнет, он тебе сам позвонит. Понял? Ну, где тут твой суперкар? Ты че как рыба на берегу? Шурик! Что с тобой?

А я реально стоял и хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. И, офигевший от такой наглости, только указывал пальцем на машину. Потому что моего «Горбатого», мою Букашечку реально угоняли!

Глава 11. Проблемы с парковкой

Угонщиков было двое. Один стоял у переднего бампера и был, видимо, на шухере. Или просто закрывал своим телом от редких прохожих процесс наглого автовзлома. Второй был уже в салоне, на водительском кресле и шуровал руками под торпедой.

Нет, ну это просто глупость какая-то! Рядом стоит «жирный мерин», а они лезут в «Запорожец». Ну, угнать «Горбатого» им явно не светило, ручку — переключатель я заблаговременно выкрутил и сунул в карман. Но ведь эта сволочь провода порвать может. Дернет один, потом ищи обрыв. Я ж не Шурик, хрен его знает, что он там накрутил.

Первое оцепенение прошло, и мы одновременно с Дубом рванули к «Запорожцу». Стоявший у бампера нас увидел, резко свистнул и рванул наутек. Второй угонщик сигнал услышал и тоже решил смыться. Но на его беду двери у «Запора» открывались в другую сторону, и когда мы подбежали, он, как говорится, «раскрылся». Дуб врезал первым, хорошим таким поставленным ударом в челюсть. Кажется, у боксеров это называется хук. Угонщик зашатался, но устоял и даже попытался принять боксерскую стойку. Я