Одинаковые. Том 6. Революция - Сергей Насоновский

— Добрый день! — поздоровался он. — Илья уже ознакомил меня с ситуацией. Действительно, паника среди знати нарастает. Многие готовы продать все и бежать, но есть и те, кто колеблется.

— Ваша задача, Николай Александрович, — сказал Сталин, — предложить им такой вариант, который будет выгоден всем. Пусть остаются, вкладывают средства в развитие государства. Если уж не хотят — выкупаем их активы и отпускаем на все четыре стороны. Нужно определить объем финансов, которые мы можем позволить себе выделить на это мероприятие. Думаю, на всех у нас ресурсов не хватит.

— Я уже подготовил список наиболее ценных объектов, — Второв разложил на столе несколько листов. — Земли в Центральной России, металлургические заводы на Урале, пароходства. Если действовать быстро, сможем получить контроль над многими ключевыми активами.

— И помните, — добавил я, — мы не грабим. Мы предлагаем честную сделку. Только в текущих условиях цена будет отличаться от вчерашней.

Второв усмехнулся:

— Они этого все равно не поймут. Для них любая цена, кроме максимальной, будет считаться грабежом.

— Тогда пускай едут, — жестко сказал Сталин. — Драгоценности — пожалуйста. Личные вещи — на здоровье. Но капиталы, вложенные в Россию, должны в ней и остаться. Нужно не допустить их перехода под юрисдикцию иностранных государств, особенно это касается стратегических отраслей и продажи земель и недр. Необходимо ввести ограничения на такие сделки.

Работа закипела. Уже к вечеру того же дня Второв провел первые переговоры с представителями двух знатных семей. Одни согласились остаться и вложить средства в развитие промышленности, другие — настаивали на продаже. Пришлось идти на небольшие уступки.

Тем временем Дзержинский доложил, что в Финляндию и Прибалтику уже отправились несколько десятков аристократических семейств.

— Иосиф, Илья, взгляните на это, — Дзержинский положил на стол свежие европейские газеты. — Первые реакции из-за границы.

Я развернул ближайший номер французской Le Figaro. Крупные заголовки кричали: «Революция в России: кто стоит за переворотом?», «Николай II отрекся — что дальше?», «Тайна Народного комитета».

— Вся Европа следит, — мрачно констатировал Сталин, пробегая глазами колонки британской The Times. — И, судя по всему, они в полном недоумении.

Действительно, в статьях было множество вопросов и недоумения. Наши западные «друзья» ждали, что революция в России будет долгой, кровавой. А тут — всего за несколько дней власть перешла к какой-то неизвестной для них силе, о которой никто толком ничего не знал. Император отрекся добровольно, крупные города контролируются, армия и флот частично перешли на сторону комитета.

— Смотрите, — я ткнул пальцем в абзац из немецкой газеты, — пишут: «Стремительность и организованность русской революции не находят аналогов в современной истории. Создается впечатление, что переворот был осуществлен не группой революционеров, а высокопрофессиональной организацией с огромными ресурсами».

— По большому счету они правы, — усмехнулся Сталин. — Вот только строить догадки и конспирологические теории могут долго.

— Особенно те, кто сам привык вмешиваться в чужие дела, — добавил Дзержинский. — Британцы и французы явно в растерянности. Они были заинтересованы в ослаблении России, но не ожидали, что революция станет настолько контролируемым явлением. Их агенты, судя по всему, тоже не понимают, что происходит.

Из телеграмм, поступавших от наших людей в Берлине, Париже и Лондоне, следовало одно: европейские правительства пребывали в состоянии легкого шока. Они ожидали хаоса, который можно было бы использовать в своих интересах, а вместо этого столкнулись с быстро формирующейся новой властью, которая уже устанавливала порядок.

— Ждите активизации их разведок, — предупредил Феликс. — Они будут пытаться выяснить, кто мы и как нам удалось все это провернуть. И, возможно, попытаются дестабилизировать ситуацию.

— Пусть пытаются, — спокойно сказал Сталин. — Надо плотно работать по их агентуре, даже усилить работу в этом направлении.

Я отложил газеты. Европейское недоумение было нам сейчас на руку. Удивление и неразбериха давали нам время — самый ценный ресурс в этой обстановке. Пока они решали, кто мы такие, и как к нам относиться, мы могли спокойно заниматься внутренними делами.

Но расслабляться было рано. Рано или поздно они разберутся. И тогда начнутся настоящие игры. Но надеюсь, что к тому времени мы успеем выполнить план минимум.

Наконец-то по всей стране начали запускаться остановленные предприятия. Это же касалось и Москвы, так что у Никиты появилась возможность вернуться в столицу. В Москве за него остался Ерофей Данилов, кроме того, за время работы московский штаб разросся. В команде прибавилось людей, и многие из наших бойцов вполне себе могли не только стрелять, и брали на себя часть организационных процессов. Савва Морозов практически с первых дней включился в работу с головой. Он, по ощущениям, будто обрел новый смысл жизни и успел за это время очень помочь в делах.

Поезд на Москву отходил рано утром. Вагон второго класса был битком набит. Все-таки сбой в работе железной дороги наблюдался, и лишь только-только налаженные механизмы начинали приходить в нормальный режим. Но сейчас желающих куда-то поехать было очень много, поэтому напряженка с билетами сохранялась. Никита делил купе с Валентином, одним из проверенных бойцов, сопровождавших его в этой поездке.

Примерно через час после отхода поезда от вокзала, когда брат уже разбирал бумаги, в дверь постучали. Валентин, сидевший напротив, поднялся, щелкнув застежкой кобуры, и приоткрыл ее.

— Кто там? — спросил он, выглянув в коридор.

Ответом был приглушенный выстрел. Валентин отшатнулся, схватившись за грудь, и тяжело рухнул на пол. На его рубахе быстро расползалось красное пятно. Брат сразу определил, что ранение смертельное.

В проеме возникли двое крепких парней в серых костюмах. В руках держали револьверы с накрученными трубками глушителей. Первый сразу навел ствол на Никиту.

Все произошло за считанные секунды. Как только прозвучал выстрел, Никита рванулся к подушке, под которой лежал ПР-92. Два выстрела прозвучали одновременно. Пуля прожужжала у самого виска и вонзилась в обшивку вагона. Никита навскидку нажал на спуск. Глухой выстрел — и первый нападавший осел на пол, хватая ртом воздух.

Второй попытался выстрелить, но брат уже перевел ствол на него. Пуля угодила ему в плечо, заставив выронить револьвер. Он вскрикнул и прижался к косяку, хватаясь за рану.

В коридоре послышались крики и топот. В купе ворвались пятеро наших парней, ехавших в этом же вагоне. Увидев тело Валентина и двух стрелков, они тут же скрутили раненого.

— Живой? — коротко спросил Артем.

— Валентина убили, суки, — кивнул Никита на тело товарища. — Один из нападающих еще дышит, надо перевязать и допросить.

Раненого бандита прижали к стене. Он был бледен, из раны сочилась кровь.

— Кто такие? — спросил Артем, не повышая голоса.

— Пош… пошли вы… — прохрипел тот.

Артем без