Величие империи - Денис Старый

Завязнуть в таком рукопашном бою — проиграть сражение. Нас просто меньше. А на равных, вот почти что как сейчас, русские воины нанесли большой урон шведам.

— Первое сражение за нами, — сказал я, когда убедился, что шведы не решаются идти в атаку, а лишь показывают намерения.

После такого отлупа им, как минимум, нужно осознать произошедшее. А нам… Готовиться и дальше бить и хитростью, и своим явным техническим и тактическим преимуществом.

— Всё, господа. Всем спать. Мне доложить по готовности потери всех подразделений, — сказал я, сел на коня и отправился в свой шатёр.

Пять вёрст отделяли наш лагерь и место первого сражения. Нужно переместиться всё же — неудобно возвращаться в своё временное жилище так далеко.

Глава 10

Чтобы выиграть сражение, его иногда нужно давать дважды.

М. Тетчер

Петербург

1 октября 1735 года

Елизавета Петровна скучала. Она несколько иначе представляла себе правление. Все должно быть красиво, балы, приемы, платья… мода. Или же разница в том, что не является полноценной императрицей и даже самой не до конца понятно, что это такое, престолоблюстительница? Так принято даже обращение «государыня», а то и придворные не могут до конца понять, кто все же на троне.

Впрочем, к ней относились, как к императрице. И даже некоторые капризы уже исполнялись. К примеру, сразу же Елизавета пожелала начинать строительство нового Зимнего дворца. Пока только готовятся проекты на рассмотрение, но деньги из государственной казны обещаны. Тем более, что планируются поступления с войны.

— Оказывается, что война — прибыльное дело! — сказала Елизавета Петровна, когда принимала отчет от канцлера Российской империи Андрея Ивановича Остермана.

— Я бы так не сказал, — усмехнулся канцлер. — Но пока мы немного больше заработали, чем потратили. И таких примеров я не помню. Но впереди большая война и много трат.

— Норов уже собрал денег на войну. О том не след печаловаться, — отмахнулась ее великое высочество.

Елизавета уже который час работала. Устала, не могла уже серьезно относиться к делам. Прежде принимала послов, а вот сейчас, с канцлером, все слушала о предстоящих преобразованиях. Тут и внутренняя политика, и обсуждение устройства империи, введение генерал-губернаторств и дробления губерний. Еще и министерства обсуждать…

— Андрей Иванович, но ведь даже при батюшке моем столько преобразований сразу не было. Вы что годами готовились к изменениям в империи? — с интонацией обиды говорила престолоблюстительница.

Остерман уже понимал, что эта государыня не особо работоспособная. Чуть более трех часов работать Елизавета не умеет. Так что и сам закруглял разговор и уже не настаивал на том, чтобы временная правительница внимательно слушала, да вникала в дела.

— Государыня, так после того, как утвердите преобразование и министерства, вам останется принимать только лишь доклады. А все иное будет на ответственности министров. Плохо сделали, отработали, так сменили министра, — объяснял канцлер.

Андрей Иванович Остерман всегда обходил стороной ответы на часто задаваемые Елизаветой Петровной вопросы. Престолоблюстительница все допытывается у канцлера, откуда он понабирал столько реформ и еще почти во всех сферах российского государства.

Остерману ли выгодно отвечать, что эти преобразования идут лишь от Норова? Так почему не этого генерал-лейтенанта ставить канцлером, если все идеи от него исходят. Лишь только потому, что он еще молод? Так это не причина. И канцлер не собирался признаваться, чью папку с проектами использует.

Да и сам Норов понимает ситуацию, потому как просил, чтобы его имя не сильно часто звучало в присутствии Елизаветы и всего Государственного Совета. Но… Как же оно может не звучать.

— Как обстоят дела у Норова? Уже весь Петербург только и говорит, что о победе над шведами. Но угроза же еще остается? — спросила Елизавета, которая часто прыгала от одной темы к другой.

Это был признак того, что серьезных решений уже не будет. Государыня утомилась.

— Боюсь, ваше великое высочество, что необходимо решить вопрос со шведским флотом, прежде чем говорить о победе. Шведы могут взять в блокаду Петербург, даже если у них не получится одержать победы на земле, — сказал Остерман.

На самом деле, канцлер не особо знал, как обстоят дела в Адмиралтействе. Назначенный вот только что комендантом Петербурга, вице-адмирал Захар Данилович Мишуков, словно бы, занимался всем, но никаких внятных докладов не следовало. Адмирал Головин отправился в Кронштадт, чтобы проинспектировать крепость к вероятной атаке шведского флота.

Мишуков обещал быть решительным и сам просился у Остермана о назначении. Но что-то стареет, видимо, Андрей Иванович, не рассмотрел пустослова. Или же еще удивит каким решением? Вон Норов удивляет же. Может время такое пришло — удивительное?

Сам Андрей Иванович Остерман был далеко не чуждым морского дела. Было время, когда даже и пиратствовал. И сейчас, пусть и по косвенным признакам, но канцлер полагал, что флот не готов к войне.

— Мне нужна громкая победа. И на море, и на земле, — словно бы капризная женщина, а, может, так оно и было, заявляла Елизавета Петровна.

— На море сложнее, ваше великое высочество, — с сожалением сказал канцлер.

Да, шведы начали войну на невыгодных для России позициях. Тот же адмирал Томас Гордон был отправлен в Брянск, чтобы следить за строительством галер для будущего Черноморского флота.

— Ну, давайте, что у вас на подпись. А… нет… Покажите все это Петру Ивановичу Шувалову. Не сочтите за… невежество, но мне интересно мнение моего друга, — сказала Елизавета. — Вот скажет, что все хорошо, так и я уверуюсь.

Остерман чуть сдержался, чтобы не высказать много грубостей. И это даже с его-то, казалось, стальным терпением. Но… Шувалов, это друг не только престолоблюстительницы, но еще и Норова, поэтому стал как-то сразу играть немалую роль. Он словно стал личным советником Елизаветы. Что ни реформа, все нужно показать Шувалову.

Да, Петр Иванович даже не смотрит на те бумаги, которые не сам лично, а люди Остермана, приносят ему. Он уже ведает обо всех реформах. И ведь догадывается же, от кого именно исходит инициатива таких преобразований.

И сегодня Остерман решил не беспокоить Шувалова. Он же и так занят, потому что вдруг превратился в распорядителя Фонда Норова. Того, в котором уже скопилось по оценке Остермана не менее полутора миллиона рублей. И это еще регионы не сказали свое слово, только лишь Петербург, Москва и некоторые иные города рядом. Прямо помешательство какое-то.

— Война у нас, Андрей Иванович, а