Девять жизней - Квинтус Номен

было невозможно: я место для втыкания оси пока еще не сделал, так что на следующем этапе я начал делать колеса уже «рабочие». Не в одиночку, мальчишки с удовольствием мне помогали. Я думаю, помогали, чтобы всякими другими делами не заниматься. Еще мне помогали Бых и Быщ: они за прутьями куда-то очень далеко бегали и таскали их мне здоровенными вязанками. Правда, подозреваю, они решили, что я себе новую кровать плести собираюсь (и я случайно услышал, как они спорили о том, кто будет первой спать на моей старой), но польза от девчонок точно была, а новую кровать… вот когда мы переедем, я им сплету. Причем каждой из них свою собственную…

А пока я плел тачку, двухколесную. И к середине марта ее все же сплел. Никто в семье неандертальцев на нее вообще внимания не обращал: мало ли зачем этот странный, большой, но еще безбородый сосед занимается? Может он просто играет – все же пока борода не выросла, он еще ребенок. Но когда я начал свое изделие самого что ни на есть хайтека испытывать…

Испытывал я ее самым простым способом: площадка перед домами была основательно утоптана, от асфальтовой по ровности почти не отличалась – и я стал по ней тачку катать, все больше ее нагружая. Но чтобы время на погрузочно-разгрузочные не тратить, нагружал я ее своими помогальниками. Сначала мальчишек на нее сажал (Фых и Фух в первые разы боялись до одури, а затем чуть ли не дрались за право на тачке прокатиться), потом перешел в более тяжелым грузам. А когда я прокатил на тачке одновременно девчонок и мальчишек, народ все же к транспортному средству присмотрелся. Все же знали, что я могу тяжестей таскать даже меньше, чем Фых или Фух по отдельности, а тут…

Первой осознала пользу тачки Хых: она пришла ко мне, причем даже не побоялась в дом зайти с котятами, и тоном, не предполагающим ни малейших возражений, сказала:

– Покажи, как тачку плести.

И после этого почти месяц все племя занималось изготовлением транспортных средств. Кто-то за прутьями бегал, кто-то плел, а кто-то делал подшипники: они сами меж себя распределили, кто чем заниматься будет, причем распределили, на мой взгляд, очень правильно: каждый делал то, что умел делать лучше других. Ну а я в основном «увлекся» сборкой и конечной доработкой как раз подшипников. Довольно примитивных, но для нынешнего времени очень трудоемких: из куска мамонтовой шкуры вырезалась толстая (то есть со стенками сантиметра в два) «трубка», кожа пропитывалась жиром (я предпочитал для этой цели свинячий), а потом в этот «масляный подшипник» аккуратно вставлялась ось (деревянная, на которую еще и кусок «поверхности скольжения» надевался, вырезанный из мамонтова бивня).

И к концу апреля, когда снег почти весь уже растаял, все собрались и отправились в дальнюю дорогу. На самом деле я решил посмотреть, насколько погруженная на тачку моя кровать останется «домом» для Таффи и Тимки, и если им этот дом не понравится, решил просто обратно вернуться. Но не потребовалось: хищники с удовольствием сидели (а чаще спали) в закрытых уже переносках (куда их отправляли сразу после обильной кормежки и туалета), а на привалах спокойно делали свои дела, не отходя от тачки больше чем на пару метров и снова возвращались в «дом». Правда, и тут возникала мелкая и вполне преодолимая трудность: если я на закате сам в свою кровать не возвращался, они начинали очень громко возмущаться. А такие крики могли кого-то очень неприятного привлечь (или отпугнуть кого-то вкусного), так что уже на третий день путешествия тетки меня просто загоняли в люлю, когда солнце только касалось краем горизонта, и не выпускали до тех пор, пока солнышко снова на небо не выкатится. Не то, чтобы я сильно возражать стал, ведь мне даже «завтрак в постель» неандертальцы приносили – но вот тот факт, что они так сильно стали заботиться об удобстве звериков, меня несколько удивлял. Они мне объяснили, что заботятся они все же о собственной безопасности, и я даже как бы им поверил – но вот то, что завтрак они сначала котикам приносили и только после этого и мне, окончательно поверить в это мне не давало.

Впрочем, я по такому поводу даже волноваться не собирался, а вот по поводу того, насколько путешествие затянется, я переживал. Потому что путешествовали мы слишком уж долго, всяко больше месяца прошло. И я подумал (а потом у Хых уточнил), что Гхы у нее просто в свое время спросил, какое она знает самое большое число из тех, которым я их научил – вот про пять путешествий в оба конца и сказанул. И хорошо, что тогда они только до пяти считать научились… а сейчас уже почти все племя оперировало числами в пределах первого десятка. И не только числами: когда я с ними встретился, у них в языке было меньше пяти сотен слов – а сейчас уже явно за тысячу. И это были не только слова вроде «котик» и «веревка», они уже знали названия каждой детали тачки, отличали нож от шила, а кирпич от камня – и даже для глины у них было уже пять разных слов, а ведь поначалу все, что под ногами встречалось, они называли просто «землей». Еще теперь в языке имелось с пару десятков названий разных цветов. Раньше им просто было это не нужно: цвета они различали прекрасно, даже, пожалуй, лучше меня, но им просто их называть не требовалось – а теперь каждый цвет, имеющийся в моей одежде или в моих вещах, имел свое название. То есть как имел: я им сказал, но они эти слова в свой язык мгновенно включили. Как и все прочие названия предметов, которых раньше у них не было…

Вообще, как я убедился, неандертальцы сами по себе были весьма умными существами, у них и абстрактное мышление было очень развито – но дикая жизнь в дикой природе раньше им проявлять свой ум (в частности, в языке) просто не требовала. А теперь – я во время путешествия неоднократно слышал, как люди обсуждали, какой они на новом месте дом построят и сколько им времени потребуется на это. И попутно решали проблемы нынешнего и предстоящего питания.

Особенно предстоящего: Гух меня много раз спрашивала, знаю ли я, как мясо сохранять там, где в земле мерзлоты нет. Ну, теоретически я это знал, а ей сказал, что если мы остановимся возле какого-нибудь озера