Воин-Врач VII - Олег Дмитриев

в казну Руси невообразимые богатства? И это ещё про падение Ордена фальшивых Бенедиктинцев и про полный подрыв авторитета Вильгельма Бастарда вместе с ним самим и толпой высокопоставленных норманнов речь не зашла! Пока всё шло неплохо. Даже, пожалуй, хорошо. И это беспокоило одинаково и меня, и великого князя. Я никогда не носил розовых очков, а он вообще не знал, что это такое. Но та самая волчья чуйка, что будто стала ещё сильнее, после посещения Арконы, расслабляться не давала. И, как выяснилось, не зря.

Глава 10

Вихри враждебные…

Абрам на следующий день пришёл с колоритным деятелем, глядя на которого почему-то приходил на ум старик-звездочёт из мультфильма о царе Додоне, которого клюнул нежареный петух. Налицо были все признаки: завитая кольцами седая борода, чалма-тюрбан, золотая серьга в отвисшей морщинистой мочке уха, тёмно-синие шаровары… И колючий взгляд, не по-старчески острый, из-под богатых бровей. Дедушка явно повидал всякого на своём веку. И был, судя по заметному уважению и опасению со стороны тоже крайне непростого торговца, фигурой весомой и опасной.

«На кол надо было посадить колдуна», — буркнул Всеслав, посмотревший в моей памяти сказку Пушкина в ускоренной перемотке.

«Кто бы говорил», — хмыкнул я, не сводя невидимых глаз с очередного таинственного старца.

Поэтому заметил, как чуть шевельнулась курчавая борода. И дрогнула еле уловимо бровь. Одна, левая, совсем чуть-чуть. Принимая во внимание весь возможный жизненный опыт непростого деда и его умение владеть собой, пожалуй, это можно было расценивать, как крайнюю степень изумления. Снова пришёл на память великий Александр Васильевич Суворов с его метким замечанием про удивление противника. Мы со Всеславом не раз имели счастье убеждаться в правоте генералиссимуса. И дедуля этот пока, на всякий случай, вполне мог считаться противником. Значит, нужно было развивать первый успех.

«Дай-ка я, друже. Я пару слов на ихнем, кажется, помню. Уважим пожилого человека», — попросил я великого князя. Фарси лучше знала жена, но несколько фраз, обязательных для вежливого общения, разучил и я.

«Давай, Врач. А я поучусь новому наречию. Как ты говоришь, импортному», — согласился он.

— Ха́ле шома четоур аст? — спросил я, изо всех сил надеясь на то, что афганский диалект восьмидесятых годов двадцатого века будет хоть немного похож на здешний персидский. Потому что мой советский французский от языка франков, на котором говорили Роже, Алис, Рауль и Филипп, отличался очень сильно, конечно.

* Ха́ле шома четоур аст — حال شما چطور است [hāl-e shomā chetour ast] /hāl-e shomā chetore/ «В каком состоянии ваше здоровье?» т. е. «Как поживаете?»

Наверное, если бы Гарасим неторопливо достал из-за пазухи пыльный мешок, подошёл и, как говорил мой младший сын, втащил бы им старику, тот удивился бы меньше. Но медведь-древлянин мешка не вынимал. Он вытаращился на князя так, словно тот воспарил над лавкой, распахнув крылья и воссияв. Так же примерно смотрели на Чародея все: патриарх, волхв, воевода и Абрам-иудей. Но у того кроме изумления в глазах сквозили удовлетворение и гордость, дескать: «А я говорил! А я предупреждал!».

— Хуба́м, хейли́ мамну́н, — выдавили из завитой бороды ответную вежливость спинномозговые рефлексы. Судя по выражению лица звездочёта, головной мозг его был намертво переклинен попытками анализа ситуации.

* Хуба́м, хейли́ мамну́н — خوبم خیلی ممنون شما چطورید [xubam, xeyli mamnun] «Спасибо! Я здоров».

— Хану́м четоу́р аст, бача́ четоура́н? — продолжал я не щадить древнего перса.

* — خانم چطور است بچهها چطورند [xānom chetour ast, bachehā chetourand] 'Как ваша супруга? Как дети?

— Хуба́н, саля́м миресана́н, — мёртвым голосом на тех же рефлексах выдал перс.

* — خوبند سلام میرسانند [xuband, salām miresānand] /xuban, salām miresunan/ «Они в порядке, передают вам привет».

Пожалуй, если бы душу его супруги принял Аллах или Аху́рама́зда, или кто у них там был сейчас за старшего, несколько лет назад, дед сейчас вряд ли помнил об этом, передавая приветы от неизвестных мне членов семьи. Которая у него не факт, что вообще была. Я представления не имел, как с этим вопросом обстояли дела у персидских магов, и Всеслав тоже об этом ничего не знал.

— Достопочтенный Абу Муха́ммед ибн Джабир ар-Рави́ счастлив приветствовать великого князя Всеслава Брячиславича, — разморозило наконец-то Абрама. Переводил он, если переводил, а не просто целился в контекст, прямо скажем очень вольно.

— И от меня им привет, — продолжил я дожигать последние знания фарси, не обратив внимания на понятливо притихшего иудея. — Как прошло путешествие?

— Жаль, что Вас не было рядом, — ответил старик привычной формулировкой.

Надо же, тысяча лет не так уж и поменяла их язык. Ответ на эту фразу я тоже помнил. Дословно он переводился, как «Ваши друзья с Вами», или что-то вроде того, но означал, что среди тех, кого Вы считаете друзьями, наверняка сплошь люди почтенные, не то, что я, недостойный. Восток был тонким делом задолго до товарища Сухова.

С каждым следующим услышанным словом звездочёт расцветал, будто не простые приветствия слушал на моём корявом афганском, а принимал изящные и неповторимые комплименты от самого́ Омара Хайяма.

— Прошу извинить меня за моё слабое знание Вашей речи, — запас и впрямь подходил к концу.

В Кабульских дуканах я обычно на этих словах переходил на русский. Торговцы там его прекрасно понимали, но уважение, проявленное чужеземцем, вежливое обращение и уважение успевали оценить. Поэтому наши советники очень любили ходить по дуканам и на базар со мной и моей женой. Гораздо выгоднее получалось, чем тыкать пальцем в товар и отдавать стопку денег, чтобы продавец сам взял столько афгани, сколько считал нужным. А жена ещё и торговалась блестяще, совсем по-восточному, поэтому её не обвешивали и не обманывали, а чаще наоборот дарили что-нибудь за приятный и вежливый разговор.

— Ты, верно, довольно долго общался с кем-то с восточных земель Персии, с Хорасана, предполагает достопочтенный Абу Муха́ммед ибн Джабир ар-Рави́, — как-то по-японски коротко и корректно поклонившись звездочёту, перевёл Абрам. — Он восхищён твоими познаниями и рад слышать родную речь так далеко от дома.

— Переводи как можно ближе к сказанному, — велел я. — Увы, мои познания в персидском не заслуживают добрых слов достопочтенного. Язык же я узнавал из учений наимудрейших Абу Бакра Мухаммада ибн Закария ар-Рази, Абу-ль-Касима Халафа ибн Аббас аз-Захрави и Абу Али Хусейны ибн Сины, сведущих в лекарском деле, философии и алхимии.

В которой раз благодаря память за то, что она сохранила имена великих врачей прошлого, я не сводил глаз со старика. Он, едва начав возвращать обратно