Потомок седьмой богини - Алессандра де Амальфи

в презренную дыру мы молча, тем самым заставив замолчать и остальных, но вскоре по толпе завсегдатаев прокатился рокот неодобрительных возгласов. Кто-то осыпал правителя Солианских островов ругательствами, кто-то хлопотал вокруг наглеца, протянувшего руки к его защитнице, а кто-то декларировал явно заученные лозунги, вложенные в их головы извне. Лишь один из них взобрался на стол, готовясь произнести речь. Люди вроде него не въедаются в память, ведь все в них до жути невыразительное, но этому запомниться помогал чей-то давний подарок – шрам, проходящий от середины щеки до брови, и белесый, невидящий глаз.

Под моим левым веком сочувственно заныло, и я приложил к лицу ладонь, чтобы унять мнимую боль.

– Вы только гляньте, кто к нам явился! – взвыл предводитель мятежников, торжественно поднимая пинту. – Его величество Фабиан Маттиас Миррин! Как вам Фадрейн, а? Расцвел под вашим началом, не правда ли?

– Что, забери Краарис ваши души, вы тут устроили?!

Гнев короля нельзя было не заметить – стало душно, будто комнату наполнило бушующее пламя. Я не мог даже предположить, ощущали ли обычные люди то же, что и я, но на лице Вивиан мелькнуло искреннее беспокойство, и я сделал шаг вперед, чтобы в случае необходимости быстрее добраться до цели. Фабиан вызвался поехать на остров, чтобы лично уладить проблему, к тому же осудил кровавое предложение Фритца, но, казалось, он уже не желал придерживаться первоначального плана. Ярость переполняла его с той самой минуты, как мы сошли на этот серый, жалкий кусок суши, брошенный даже его хозяином, и с каждой минутой становилось лишь хуже.

– Спросите себя, что вы тут устроили? – ответил один из собравшихся, и толпа взревела, вторя его словам. – Вы убили всех мужчин, способных работать и продолжать род, а теперь не отправляете на Фадрейн и мирры.

– Немудрено, что вы не причисляете себя к этим категориям, – язвительно прошипел король, и мятежник прокашлялся. – Фадрейн погребен под горой дерьма лишь потому, что такие, как вы, могут только пить да размахивать мечами. Мир вам не нужен. Даже сейчас, когда вам стоило бы целовать следы своего короля, чтобы заработать его расположение, вы пытаетесь затеять драку. По-вашему, это мудро?

– А мудро было нападать на Фадрейн без причин? Вы даже не объявили нам войну! – потерял терпение мятежник. – Я остался без глаза и двух сыновей, и это еще не самая страшная потеря из тех, что пережили местные воины. Зачем вам вообще понадобились наши земли?

– Да мне никогда не нужен был ваш проклятый остров!

Рев короля едва не сбил с ног всех присутствующих. Его дыхание стало таким частым и прерывистым, что грядущий взрыв сил не вызывал сомнений – напротив, он мог случиться значительно раньше, чем это бывало в других мирах. Я сделал еще два шага по направлению к Фабиану, чтобы приблизиться к его уху. Исходящий от него жар плавил кожу, будто воск свечи, но я не отдернулся.

– Фабиан, – заговорил я, вкладывая в слова всю силу, которой мог их наделить. – Слушайте меня вним…

Удар в грудь оттолкнул меня, заставив отойти на добрых два метра, почти к противоположной стене этой омерзительной норы. Глаза короля налились кровью, а кулаки сжались настолько, что с ладоней в тот же миг закапала кровь. Я уверен, он даже не осознал, какую мощь вложил в этот жест. Управлять силой непросто, даже имея наставника и поддержку в виде таких же неумех, и уж тем более проблематично, когда власть магии смешивается в венах с властью божественной и данной народом. Вспыльчивая натура и неприязнь короля к Фадрейну – которую я, впрочем, мог понять и разделить – лишь стали ветром, ускоряющим горение фитиля.

Фабиан дернулся к главарю мятежников, и никто из стоящих на его пути не решился препятствовать – разбежались, как крысы, застигнутые посреди незапланированного пира. Стол задрожал под ногами стоящего на нем мужчины; эль предпочел убежать из пинты.

– Эта дыра никому не нужна, – злобно прошептал король. – И вам, продолжающим жить, как скот, уж тем более.

Народ согласно запричитал: «Да кто вообще захочет тут жить», «Ненавижу это место всем сердцем», «Тошнит от этих отбросов». Мишень Фабиана, крупно дрожа, упала на колени, едва не повалив стол набок.

Когда я стягивал с руки перчатку, король уже тянулся к горлу зачинщика бунта. Рукав его задрался, обнажая чернильные узоры, ползущие от кончиков пальцев к локтю. Я вздрогнул от мысли о том, что сделаю дальше, но, что бы я ни чувствовал, без контакта с кожей мне не воздействовать на него нужным образом.

Наши пальцы переплелись, и в комнате сразу же посветлело.

Капли вязкой, тяжелой, мрачной магии покинули тело короля, перебравшись в мое. Голова закружилась, заставив всеми силами прижать пятки к полу, чтобы избежать унизительной потери равновесия, но я успел прийти в себя, пока окружающие не осознали, что опасность миновала. Король, однако, очнулся еще быстрее. Его брови сдвинулись к переносице, и он посмотрел на меня так, будто я был питомцем, на которого он нечаянно наступил в темноте, – со смесью жалости и вины. И если второе меня устраивало – вина заставляла людей чувствовать себя обязанными, – то первое я жгуче ненавидел.

– Человек бывает разумен, но толпа – безмозглый, вечно беснующийся зверь, а потому у вас есть два варианта, – пряча руки за спину, обратился я к бунтовщикам, чтобы скорее отвлечь внимание от короля. – Вы можете умереть, и смерть эта будет куда глупее, мучительнее и бесславнее, чем та, на которую вы могли рассчитывать на войне.

Я замолчал, но нетерпение, горевшее в глазах прежде недовольных новым правителем подданных, не позволило выдержать поистине драматическую паузу.

– Или же вы отпускаете его величество, желая ему всего наилучшего, и на несколько минут запираетесь со мной в этой вонючей конуре.

Не дождавшись решения народа, Фабиан спешно направился к выходу из таверны. Впрочем, их единодушие и без того витало в воздухе. Я испытал привычное удовлетворение, видя страх на их лицах, но заметно вымотался, влезая в голову каждого так глубоко – их боль и вправду была сильна, а жизнь непроста, пусть они и сами загнали себя в этот угол. Единственное, что я помнил после этого, – то, как яростно отмывал руку, коснувшуюся кожи короля, и как до крови разодрал ее дешевой щеткой из купальни опустевшего постоялого двора.

На следующий день мне понадобилось больше сотни попыток, чтобы открыть глаза. Ломота в теле пригвоздила к тому, что должно было быть кроватью, и лишь усугубила последствия неудобного сна. Чтобы встать на ноги, понадобилось еще