Потомок седьмой богини - Алессандра де Амальфи

ни выглядел, моя слава шла далеко впереди, закладывая в умы нужные мысли еще до того, как я предстану взору. Но потеря привычного уклада добавляла ненужной жажды вновь расставить все по порядку.

– Если тебе не нравится, почему бы не вернуть им длину? – задумалась Вив. – Разве чародеи не могут менять внешность? Я слышала, что ты…

– Да, – перебил я ее. – И чуть многим за это не поплатился. Лучше обходиться иллюзиями. Все изменения, направленные на себя, даются чародеям сложно, так что, если увидишь кого-то вроде меня, знай, что снаружи они куда честнее, чем внутри.

Во времена учебы в чародейской школе глава Гептагона всегда уверяла нас, что кто-то в Эмеррейне ведет счет. Каждое пятно на репутации якобы умаляло благосклонность богов, лишая сил и удачи, но это не объясняло того, почему злодеи и бесчестные ублюдки вроде меня обладали бо`льшим количеством сил, чем их благодушные соратники, и уж тем более того, почему простые люди так часто гибнут от рук беспринципных богачей.

– Тогда оставишь? – с нескрываемой гордостью поинтересовалась Вивиан. – Они же не совсем короткие! Да, спереди я чуть перестаралась, но сзади они почти достают до плеч…

– Оставлю, – подтвердил я, почему-то радуясь, что польстил ей. – И сейчас же похвастаюсь новым образом перед всеми обитателями Ателлы.

Вивиан просияла, но задумчиво уставилась куда-то в сторону, чтобы скрыть это от моего взгляда. Иногда она казалась мне безжалостной убийцей, совершенно не заботящейся о чужих чувствах, но на струнах ее юной души все же можно было сыграть ту же мелодию, что и на прочих, нужно было лишь чуть открыться ей, чтобы она, ощутив безопасность, могла открыться в ответ. Раз уж поразительные боевые навыки не лишали ее очаровательных девичьих чар, глупо было полагать, что тяжелое ремесло лишит легкости нрава.

– Передай его величеству, что отплывать можно без меня, – попросил я Вив, мысленно отметив, что за спиной мы намеренно зовем короля не так, как он просил. – Я найду путь до Тэлфорда.

– Не забудь одеться.

Я вновь оглядел себя. Вид, который не удивил меня после пробуждения, все же был несколько неуместным для посещения столовой и уж тем более прогулки по коридорам Ателлы.

– Дельное замечание, – кивнул я. – Но там, куда я иду, меня видели и не таким.

* * *

Глава 8

Время в стенах чародейской школы замерло, казалось, много веков назад. Я был ребенком, когда впервые оказался на занятиях по ботанике и зельеварению, но с тех пор Ателла во всем осталась прежней, от костей, зарытых под фундаментом, до чудом не осыпающейся черепицы. И руководил ею все тот же человек. Все это время.

Я знал, что в тот день на вершине башни будет проходить мелкий совет. Знал, потому что в другой жизни сознательно пропустил его, не пожелав рассуждать с Верховными о праве какого-то купца держать под боком ведьмин притон. На этот раз мне хотелось на нем поприсутствовать. Хотя я и сжег конверт с отчетом, способность ясно выражать мысли все еще была при мне.

Если бы существовала возможность, я бы хотел навеки запечатлеть выражения, возникшие на лицах Верховных в момент, когда я вошел в комнату. Холден упал в кресло, с которого, казалось, едва успел встать, и даже пламя свечей чуть дрогнуло, будто ахнув от неожиданности.

– Да, выбор прически весьма неожиданный, – протянул я, пожав плечами, словно меня засыпали вопросами, – но мастерица знает свое дело. Живет далеко, однако если вы когда-нибудь бывали на Солианских островах, проблем возникнуть не должно.

Тристрам гортанно рассмеялся, закачав головой: осуждал меня за легкомыслие, впрочем, как и всегда. Остальные предпочли промолчать. Кьяра указала мне на свободный стул в дальнем углу, тот, что всегда убирали с глаз, чтобы не напоминал об отсутствии одного из членов Гептагона, но я не стал теряться среди теней – выдвинул, чтобы быть наравне со всеми.

Холден заговорил, вероятно, продолжая речь, которую начал еще до моего прибытия. Я пытался смотреть на него с безразличием, которое, несмотря на наше общее прошлое, годами в себе воспитывал, но выходило неубедительно. И Холден это чувствовал – старался не поворачиваться в мою сторону, из-за чего будто бы общался лишь с половиной Гептагона.

* * *

Ателла, 679 год от Седьмого Вознесения

– Что, не получается, ваше сиятельство? – насмешливо бормотал Холден. Из-за недавней драки и, как следствие, нескольких выбитых зубов его речь стала нечеткой, а слюна бесконтрольно опрыскивала окружающих. – Наш маленький граф не справляется!

Дети вокруг зашипели, передавая якобы неслышные мне реплики от уха к уху. Никому из них я не был по вкусу: слишком прямолинеен и прост, будто знал, что никто не накажет за невежливость и невежество. Им хотелось проучить меня.

И обряд Посвящения оказался идеальным для того подспорьем.

Перед тем как вручить мне зелье – первому среди сверстников, – госпожа директор озвучила два условия для перехода к следующему этапу обучения. Первое заключалось в том, чтобы обуздать возникшие под действием особого снадобья порывы и не навредить окружающим. Второе – выжить, если кто-то сдастся под их натиском.

Я сделал лишь глоток, но мои внутренности уже скрутило в тугой узел. Если бы не магия наставницы, я бы расплескал драгоценное зелье, содрогаясь в мучительных конвульсиях на холодном каменном полу ателльского подземелья. Директор не просила детей замолчать, когда те насмехались над моими страданиями, лишь молча смотрела, дожидаясь, пока все усвоят урок.

– С вами может быть то же самое, – наконец подытожила она. – В таком случае убедитесь, что выпили всё, до самой последней капли, иначе ваше тело не выдержит метаморфоз. Я выйду за дверь. Приступайте, как только услышите сигнал.

Я едва мог поднять глаза, но воодушевление, сверкавшее на лицах других учеников, нельзя было не заметить. Неужели все они так любили боль? Испытывали удовлетворение от того, когда мучаются сами и смотрят, как мучаются другие? У меня не осталось сил ни на плач, ни на крик; только на то, чтобы сжаться в клубок в ожидании расплаты.

Между тем, как госпожа директор покинула комнату и ударила в дверь кончиком трости, прошла минута, однако никто не бросился открывать зелье ни до этого, ни после. Дети принялись размахивать всем, до чего могли дотянуться, стараясь задеть как можно больше окружающих. Они били друг друга старыми железными вазами, выкинутыми в подземелье за ненадобностью, царапали лица заколками, снятыми с волос девочек, вырывали друг другу волосы – иначе говоря, делали все, чтобы выглядеть как жертвы.

И лишь затем откупоривали зелье.

К