Магнат Пушкин - Сергей Александрович Богдашов

Еврейские кварталы на Подоле оживают по субботам, а в костелах звучит польская речь — ещё не изжитая память о временах Речи Посполитой.

По вечерам в дворянских домах играют на фортепиано, а в кабачках мещане распевают украинские песни под цимбалы.

Многие здания всё еще деревянные, а ночные улицы освещаются лишь редкими масляными фонарями.

Таким он мне и запомнился.

Губернатор Назимов прибыл к месту нашей высадки на берег очень скоро. По его бледному лицу можно было прочесть целую эпическую оду беспокойства. Судя по его виду, он просто не понимал, как ему быть с этой толпой придворных, которые теперь будут ходить по его улицам, задавать вопросы и, чего доброго, начнут делать заметки.

— Ваше Императорское Высочество! Ваше Величество! — кланялся он так низко, что казалось, вот-вот его лоб коснётся земли. — Позвольте выразить своё глубочайшее почтение и преданность… Мы не ждали… То есть, конечно же, ждали, но не так скоро… Не так внезапно… Не как снег на голову…

Мария Фёдоровна соизволила улыбнуться. Одним этим движением она успокоила губернатора больше, чем десятью указами.

— Успокойтесь, Фёдор Викторович, — произнесла она с материнским спокойствием. — Мы не на инспекцию к вам прибыли, а всего лишь на короткий отдых.

Губернатор устроил званый вечер с танцами.

Лично я трижды оттанцевал с Голицыной, а по разу с местными девушками. Одна из них — белокурая полячка, была внешне очень хороша, но по-русски говорила плохо, что не помешало мне быстро выяснить, что она тупа, как пробка.

Ночевали мы в Мариинском дворце.

А на следующее утро произошёл большой облом. Небо затянуло тучами, а усиливающаяся духота прямо намекала, что дело идёт к грозе.

Самое радостное произошло, когда мне было поручено встретить приехавшего губернатора, и сообщить ему, что мы задерживаемся в Киеве, в связи с непогодой.

Видели бы вы метаморфозы выражений его лица! Лично я получил прямо-таки наслаждение, как ценитель наблюдая за полётом мыслей, отражаемых на его физиономии.

На этой оптимистической ноте я вернулся в покои Императрицы и, довольно легко отпросил Екатерину Дмитриевну на выгул. В том смысле, что меня отпустили с ней проехаться и погулять по торговым рядам Подола.

И получаса не прошло, как мы с ней уже гуляли по узким торговым улочкам, засовывая свои любопытные носы в каждую интересную лавку. Честно сказать — ассортимент здесь был убогим, но колорит превалировал.

— Посмотрите, Екатерина Дмитриевна, — остановился я у лотка с книгами, где среди потрепанных фолиантов на немецком и латыни заметил томик Вольтера. — Киев и здесь удивляет: вчера — мощи святых в Лавре, сегодня — вольнодумство меж грушовки и пряников.

Голицына улыбнулась сдержанно, но в глазах вспыхнул огонек:

— Вы находите крамолу даже в сушеных яблоках, Александр Сергеевич.

— Кстати, о яблоках. Нужно брать.

— Вы о чём?

— Разве вы не заметили, что тут есть яблоки, размер которых чуть ли не вдвое больше тех, к которым мы привыкли?

— Ну да, очень большие, — признала Катенька, когда я наглядно показал ей достойный образец киевского садоводства, преподнеся его ей на двух раскрытых ладонях, — Даже не знаю, удастся ли мне такой укусить. А вам-то они зачем?

— Из зёрен таких яблок вырастут деревья. Далеко не все выживут. Но те, которым такое удастся, будут приносить очень большие яблоки.

— И когда это произойдёт?

— Лет через пять, а может и семь. Я не силён в садоводстве. Но знаю, что дерево, выращенное из семечка, легче адаптируется под новый климат, чем саженцы, пусть и может потерять какие-то свойства.

— Через пять — семь лет мы уже станем старыми, ой, взрослыми, — поправилась княжна.

— Зато мне будет о чём вспомнить, когда мой сын, или дочь сами сорвут такое яблоко с дерева.

— Ваши? — спросила Голицына, чуть прикусив губу.

— А что если наши?

Ответить она не успела. Прогремел оглушительный гром, а спустя несколько секунд разверзлись хляби небесные.

Ливануло так, что улицы Подола превратились в подобие горных рек. К счастью, я успел вовремя сориентироваться, и за руку утащил княжну в небольшую кофейню на шесть столиков, откуда за буйством природы наблюдать было весело.

Я откровенно ржал, глядя на некоторые бытовые сценки, а княжна скромно отворачивалась, скрывая улыбку.

Нет, а как не заржать, когда дородная продавщица из дома напротив вдруг решила пересечь улицу, где сейчас течёт бурный поток. Она-то рассчитывала поднять подол до колен, но как бы не так. В итоге стоически замотала его на пояс, и под гогот извозчиков, добралась, куда ей надо.

В небе грохотало часа полтора, а потом вдруг, как отрезало. Вышло солнце, утих ветер, и лишь мокрый булыжник мостовой, да затопленные лавки напоминали о том, что ещё совсем недавно творилось.

Ответа от княжны я так и не дождался.

Собственно, её молчание и есть ответ. Не всё от неё зависит, тем более, в её случае.

В силу обстоятельств Катенька, ничем, кроме княжеского титула и славной фамилии особо похвастать не может.

Внешность? Я вас умоляю. Она в нынешние времена идёт важнейшим из второстепенных, и то, в лучшем случае, но зачастую не более того. Соискателей невест в первую очередь интересует размер приданого, выраженный в деньгах, угодьях и количестве ревизских душ.

Екатерине такой перечень не грозит. Пиковая дама постаралась, как звали княгиня Наталью Петровну Голицыну, урождённую Чернышёву. Разорила она родителей Екатерины до неприличия.

Короче, на приданое от невесты, мне рассчитывать не стоит, за что Императрице- матери скажу когда-нибудь отдельное спасибо.

Собственно, о чём это я.

Екатерина, пожалуй, лучше меня знает, что и как в таких случаях происходит, оттого и задумчива не в меру, что я раньше за ней не замечал.

И я могу её понять.

Даже правильно обставленная помолвка — действо не из дешёвых.

Требует денег, подготовки и нужного места с событием.

— Екатерина Дмитриевна, доверьтесь мне, и мы всё решим, — пообещал я своей суженой.

— Моя матушка сказала, что вы очень богаты. Это правда? — ковыряя фруктовый салат чайной ложкой, довольно робко поинтересовалась княжна.

— Пусть я и не самый богатый в России, но деньги у меня есть, и в значительном количестве. У вас какие-то проблемы? — предположил я обычные неприятности обедневших семейств, которые легко можно разрешить незначительными суммами.

— Вовсе нет. Просто я не