Сирийский рубеж 4 - Михаил Дорин

— И что в них?

— Поверьте, они пока ещё верят только в надёжность автомата и в точность корректировщика артиллерии.

Валерин спорить не стал. В это время за спиной громко командовал Гвоздев.

— Первую партию на Ми-8, что у дальней стоянки. Сначала ящики помельче. Давайте аккуратнее, мужики. Не уголь грузим.

Работа кипела. Вертолёты уже стояли с раскрытыми створками грузовых кабин, и к ним потянулись колонны солдат с контейнерами. Широкие лопасти блестели в ярком зимнем солнце, готовые к старту.

Через час погрузка на вертолёты была завершена. Как объяснил Валерин, будет ещё один Ан-12 с дополнительным грузом и самим оркестром, который и будет выступать.

— Главный дирижёр — народный артист Советского Союза, Герой Социалистического Труда, лауреат международных фестивалей. Вы хоть знаете, кто такой Юрий Хасанович Теримов? — спросил у меня Валерин, когда мы шли на борт, чтобы запускаться.

— Конечно, товарищ подполковник.

— А ваш лётчик-штурман знает? Знаете, Иннокентий Джонридович? — спросил представитель главного политуправления у Кеши.

— А? Я больше «итальянцев» люблю. У меня в селе в основном только их и крутили на дискотеке…

Я толкнул Кешу в плечо, чтобы он немного отдуплился.

— Всё понятно, товарищ Петров. Не проводит с вами командование информирование. Александр Александрович, надо такие моменты подтягивать.

— Безусловно. Вот с посещения концерта и начнём, — ответил я, пропуская в грузовую кабину Валерина.

Через несколько минут наш Ми-8 запустился. В кабине стоял привычный гул, от которого у пассажиров периодически звенело в ушах.

— 503-й, готов? — запросил я командира второго Ми-8.

— Точно так, — быстро ответил он.

Следом доложили и вертолёты прикрытия. Сегодня наш эскорт два Ми-24 сирийских ВВС. На одном из них командир Аси, вернувшийся недавно в строй.

— 810-й, готов парой к взлёту, — доложил мой сирийский товарищ.

— Понял. Внимание, группе 810-го взлёт, — произнёс я, а сам начал выруливать на полосу.

Так как мы сильно гружённые, то и взлетать будем по-самолётному. Вырулив на полосу, я выровнял вертолёт и приготовился начать разбег.

— Крен и тангаж включены, — доложил Кеша, проверив панель автопилота.

— Взлетаем, — ответил я.

Я начал плавно поднимать рычаг шаг-газ. Следом и отклонил ручку управления от себя. Вертолёт начал постепенно разбегаться по полосе, подскакивая на стыках между плитами.

— 20… 30… 40, — отсчитывал скорость Кеша.

Основные стойки так и пытались оторваться раньше. Приходилось немного отклонять ручку управления на себя. Стрелка указателя скорости подошла к значению 50 км/ч. Я ещё немного увеличил шаг несущего винта и вертолёт аккуратно оторвался от полосы.

— 302-й, взлёт произвёл. По заданию, 150 метров, — доложил я.

Второй Ми-8 взлетел следом и держался рядом.

Справа от нас тянулась бесконечная сирийская пустыня: серо-жёлтая, каменистая.

Справа сидел Кеша. Его раны затянулись, но он всё ещё жаловался, что «то тут, то там» у него щиплет.

— Как состояние, Кеш? — спросил я, взглянув на моего штатного «правака» и лётчика-оператора.

— Нормально. Так-то я всё равно против этого концерта. Как будто пир во время чумы.

Из грузовой кабины вернулся Карим Уланов, выходивший проверить крепления груза.

— У меня как-то был специальный рейс, когда одному из генералов везли фуражку два с половиной часа в одну сторону. Но концертный зал в коробках — такого ещё не было. Причём во время войны, сказал Уланов.

— Вот-вот! Везём, значит, на эти святые руины не оружие, не запчасти, не воду, а концерт! — возмутился Кеша.

Он повернулся ко мне, на его лице играла раздражённая улыбка.

— Ящики с надписью «Сцена»! Тут, понимаешь ли, каждый день кровь проливают, а мы не пойми что тащим, — продолжал говорить Кеша.

Он замолчал, бросив взгляд в грузовой отсек через открытую дверь. Там стояли ряды закреплённых контейнеров. На одном белела надпись: «Осторожно. Хрупкое».

Кеша кивнул в ту сторону:

— Целая за спиной филармония. Бред!

Я видел, что он действительно заводился. В его голосе звучало не только возмущение, но и какая-то неуёмная ирония, почти детская.

— Ты всё сказал? — поинтересовался я.

— Да, командир. Просто говорю, что думаю.

— Ну ты всегда так делаешь. Иногда путаешь порядок действий. В начале говоришь, а потом думаешь, — иронично заметил я.

Кеша и Уланов переглянулись, а потом посмеялись. Нервная атмосфера немного успокоилась.

— Если честно, концерты давали во все времена. И на фронте, и в Афганистане. Теперь и в Сирии. Так что, где ты ещё услышишь и увидишь выступление симфонического оркестра Ленинградского… — начал делать вывод Кеша.

— Самого Ленинградского, — добавил Уланов.

— Государственного академического…

— Очень академического, — добавил я.

— Театра оперы и балета имени Кирова. И главное всё это бесплатно, — заметил Иннокентий.

И правда, сплошь одни плюсы.

Вертолёт продолжал гудеть, как живое существо, переполненное силой. Руины древней Пальмиры были уже видны.

— Я 302-й, делаем один проход. Смотрим площадку, — произнёс я в эфир, и все подтвердили приём информации.

Вертолёт пошёл на снижение. Под нами пустыня распахнулась каменными останками. Солнце било прямо в блистер. На солнце, будто переливались белым цветом длинные колоннады, полуразрушенные стены и надломленные арки.

Когда мы прошли ниже, воздушный поток от винтов взметнул облака красно-бурой пыли. На земле засуетились люди.

— Наблюдаю площадку. Захожу первый, 503-й, очередным, — произнёс я.

— Понял.

Через минуту вертолёт коснулся площадки, сделав небольшой пробег по твёрдой поверхности. Шасси дрогнули, и вскоре гул начал спадать. Вертолёты один за другим приземлялись цепочкой, обдавая древние камни вихрями пыли и камней.

Всего в сотне шагов, расположен древний амфитеатр.

— За время боёв сохранился, — заметил Кеша, отстёгиваясь от кресла.

В лучах солнца амфитеатр казался символом чего-то вечного, несгибаемого.

Пока Валерин оживлённо показывал что и куда выгружать, мы пошли в сторону самого амфитеатра. Солдаты, согнувшись под тяжестью ящиков, заносили их на сцену.

Кеша присвистнул, мотая головой, как будто не веря увиденному:

— В моей деревне такого не построят.

Его голос звучал с воодушевлением. Особенно, когда он прикоснулся к стене древней постройки.

Я наблюдал, как по выгоревшим каменным ступеням бегут наши связисты. Они тянули кабели и осматривали места для установки колонок. Перед аркой амфитеатра уже начали собирать металлическую секцию сцены.

Древний театр оживал, только теперь не под аплодисменты римской публики, а под вой вертолётов и чёткие команды людей в форме.

После выгрузки, мы выполнили перелёт обратно, чтобы забрать оставшуюся часть груза. Оркестр