Сирийский рубеж 4 - Михаил Дорин

— Я готов, Сан Саныч. Работа предстоит творческая.

— Начнём с экипажей Ми-28. Первые — Хачатрян и Ибрагимов. Предлагаю подать их на орден Красного Знамени, — сказал я, записывая себе в список.

Феликс Владимирович кивнул без лишних слов. Щёки у него были порозовевшие от усталости, а под глазами синяки от недосыпа.

— Верно. Вот тут и набросок есть, — протянул Синюгин мне листок с описанием «подвига».

Я быстро пробежался глазами. С такой характеристикой и на медаль нельзя рассчитывать.

— Феликс Владимирович, надо покрасочнее. Используйте фразы «обеспечив переход стратегической инициативы…», «участвовал в отражении атаки превосходящих сил…» и так далее.

Каргин стоял и удивлялся тому, как происходит процесс написания представлений к наградам.

— Мужики, давайте вы мне списком просто отдадите. Я же всё равно послезавтра в Дамаске буду и передам куда надо, — предложил Виктор Викторович.

— Недавно тоже так передали. Помните, что Член военного совета написал? — спросил я.

Каргин пожал плечами. Совсем ему неинтересно, что лётчики и техники за взятие Пальмиры наград так и не увидели. В политуправлении сказали, что нет описания подвигов — нет наград. Мол, оснований пока не видят.

— Помню. Командир корпуса с начальником политуправления ещё потом ругался. И очень сильно… переубеждал его, — улыбнулся Виктор Викторович.

Постепенно список награждаемых пополнялся новыми фамилиями. Кеша был мной отмечен ещё в первой партии наградных документов. Той самой, за которую командир корпуса стоял «горой». Там же мы подали основную массу техсостава и… погибшего Максима Заварзина.

— Что там с его документами? — спросил я у Феликса.

— Я позвонил в Москву знакомому. Он обещал ускорить процесс. Сейчас в Генштабе вообще есть порядок представлять посмертно вне очереди. Чтобы быстрее.

— Это хорошо, — сказал я и повернулся в сторону Каргина.

Виктор Викторович задремал прямо в кресле и уже похрапывал.

— Кстати, на Бородина и Чёрного уже есть указ о награждении орденами Красной Звезды. Вот номер. Там ГРУшники постарались. Видимо, за ту колонну в новогоднюю ночь? — спросил Феликс.

— Да. Сопин рулил наградами. Стоит парней обрадовать, — ответил я, посмотрев в плановую таблицу вылетов на сегодня.

Как раз сейчас экипаж Бородина и Чёрного с ведомым выполняли полёт на «свободную охоту» в районе, который им указывали спецназовцы.

Я снял трубку, чтобы позвонить в Тадмор.

— Проходная хлебозавода, — расхлябано ответил мне на том конце провода сонный техник, выполнявший в Тадморе обязанности оперативного дежурного.

— Клюковкин, доброй ночи, — спокойно ответил я.

— Я… тут… лейтенант Вальков, товарищ командир. За время моего дежурства…

— Вальков, ручку на себя и успокоился. За «хлебозавод» — пять баллов, а за то, что неправильно представился — приеду и поставлю тебя в позу буквы «зю». Так и будешь у меня дежурить.

— Виноват, товарищ командир.

— Бородин и Чёрный не сели ещё? — спросил я.

— Никак нет. Работают. Заправка полная и ещё по два ПТБ взяли.

Я глянул в плановую таблицу. Действительно, расчётное время полёта было несколько увеличено за счёт подвески топливных баков.

— Как вернутся, мне доклад. До связи, — ответил я и повесил трубку.

Синюгин вновь склонился и начал быстро писать фамилии и наброски представлений. Он писал размашисто, чуть наискось, будто боялся не успеть. А я листал списки с сухими строками «вылет 2-го числа», «задание выполнено», «повреждений нет». Эти бумажные строчки стоили крови и нервов, но здесь, на столе, они выглядели как простая отчётность.

Я вновь отвлёкся, чтобы ответить на телефонный звонок. Это звонили из Хмеймима.

Хриплый голос оперативного смешанного авиационного полка переплетался с арабским говором со стороны сирийцев.

— Ми-8 к вам с пассажирами. Ротация техсостава. Затем есть ещё Ан-12 с АСП. Пока всё на завтра, — довёл оперативный дежурный Хмеймима план перелётов.

— Записал. Спасибо, доброй ночи, — попрощался я с ним и повесил трубку.

Синюгин наконец откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на меня.

— Товарищ майор, что-то подозрительно. Вас не подают на награду? Может, генерал Чагаев решил лично представление написать, — предположил Феликс, широко улыбаясь.

Я невольно усмехнулся.

— Никогда не думал, что кто-то за меня будет писать представление. Сколько помню, всё время я вносил свой непосильный вклад в тексты «подвигов».

— Да ладно, Саныч. С твоим иконостасом осталось награждать только орденом Ленина. Можно в купе со звездой Героя.

— Если посчитают нужным, то наградят. Я не за медали и ордена служу, хоть и приятно их получать.

Синюгин прокашлялся и вновь склонился над бумагами.

— И получать приятно, и носить хорошо.

— А вот носить, Феликс, тяжело. Их всё больше становится. И когда на них смотришь, вспоминаешь, за что каждая из наград вручалась.

Феликс промолчал, и мы продолжили писать. Сирийцы шёпотом переговаривались о вылетах, а двое солдат чертили линии на карте.

Мы же дискутировали на тему списков, когда зазвонил телефон.

— Клюковкин, — снял я трубку.

— Товарищ командир…Александр Александрович, у нас ЧП… эм, точнее катастрофа. Сбили экипаж Бородина и Чёрного.

В висках запульсировало. Через мгновение я поймал себя на том, что чрезмерно сильно сжимаю трубку. На другом конце лейтенант Вальков тяжело дышал после доклада.

Медлить в таких ситуациях нельзя, так что разум мне тут же подсказал план действий.

— Экипажу ПСО и паре прикрытия «воздух». Ведомый пускай передаст координаты, — быстро сказал я и подозвал Синюгина.

Феликс молча взял трубку и принялся записывать нужные данные. Пока я будил Каргина, попросил сирийцев обеспечить нам связь с экипажами.

— … Сбили экипаж Бородина и Чёрного. Это 325-й? — протирал глаза Виктор Викторович, занимая место рядом с радиостанцией.

— Подтвердил. ПСО в готовность привёл, — ответил я.

По комнате прокатился гул. Сирийцы замерли над картой.

— ПСО? Пускай. Откуда данные по сбитому? — коротко спросил у меня Каргин.

— С Тадмора сообщили. Связь с ведомым на 5-м канале. Надо запросить у него, что наблюдает.

Полковник отошёл от сна и начал связываться с ведомым.

— 323-й, 003-му на связь, — запросил его Каргин.

— Ответил, 003. Наблюдаю место падения ведущего. На склоне яркое горение.

— Понял, а пуск где был? Не наблюдал? — уточнил Виктор Викторович.

— 323-й, я наблюдал только вспышку в небе. Место пуска или стрельбы из пулемёта по 325-му не видел. Вертолёт горит на склоне. Движения рядом с ним нет, — голос ведомого слегка дрожал.

В