Возмездие былого - Герман Иванович Романов

железных дорог во все стороны отходили пути, что у площадок тщательно прикрывались маскировочными сетями. И таких подготовили свыше сотни, и если считать по паре железнодорожных транспортеров на каждую, то получится устрашающий набор из двухсот стволов крупного калибра — от шести до четырнадцати дюймов. А полевая оборона на такое огневое воздействие не рассчитана, бетонных дотов за лето возвели всего несколько десятков, и то простеньких, не те «миллионники» которые строили до войны — на возведение каждого такого укрепления уходило по одному миллиону финских марок.

Так что пришлось отодвинуть нынешнюю линию укреплений, чтобы не попасть под сокрушительный первый удар русской береговой, корабельной и железнодорожной артиллерии, которая перепашет все на тридцать километров в глубину. Но это не спасение, а лишь отсрочка неизбежного — по данным разведки русские выдвигают до десяти тяжелых артиллерийских бригад, по полусотне орудий в каждой — в основном 152 мм гаубицы-пушки МЛ-20 и 122 мм дальнобойные 122 мм пушки. Много 203 мм гаубиц на гусеничных лафетах — и весь этот жутковатый набор полевой артиллерии просто «вскроет» финские укрепления как консервный нож жестяную банку. К тому же у русских очень много авиации — они научились ее быстро перебрасывать на выбранные направления, правда, толком не умеют пользоваться. А вот массы танков финны не боялись — научились с ними бороться.

— В Карелии отвлекающие удары, местность там не самая подходящая для прорывов, хотя егеря нам проблем создадут, — маршал говорил на русском языке, сам с собою — да он думал на нем, ведь столько лет прожил в Санкт-Петербурге. И взяв в пальцы карандаш, сделал на карте отметки. По расчетам выходило, что семи пехотных дивизий в составе трех корпусов, двух егерских и одной кавалерийской бригады, и это с учетом резервов, входивших в состав Карельской армии, вполне должно было хватить для отражения русского наступления. В котором должны участвовать две вражеских армии, имеющих в составе десять или двенадцать дивизий, пусть пятнадцать, но это в самом худшем случае. Местность для наступления самая неподходящая, и хотя вряд ли следует надеяться на «мотти», но даже русских егерей нейтрализует стойкая оборона финских солдат.

— Главный удар на Выборг — у «советов» много орудий, и «дорога проторенная», прямиком на Хельсинки выходит.

Маршал усмехнулся — судя по концентрации артиллерии именно здесь войска генерала армии Мерецкова должны нанести основной удар, так что будут действовать прямолинейно. Опасаться нужно было только Кулика, который прошлой осенью буквально «раздергал по ниточкам» армейский корпус генерала Тайвела — вот этот бывший фейерверкер императорской армии по-настоящему опасен, отлично разбирается в артиллерии, и немцы вполне оценили его руководство. И хорошо, что сейчас этот маршал оказался на Дальнем Востоке — жалко финнов, а японцев после войны 1904–1905 годов Маннергейм сильно недолюбливал, помня то чувство позора.

Так что когда замысел противника становится понятным, можно предпринять ответные меры. Потому в армии «перешейка» собрали также семь пехотных дивизий, подкрепленных танковой бригадой. В резерве маршала имелось только три дивизии, еще одна пехотная бригада наполовину состоящая из шведских добровольцев, блокировала полуостров Ханко, на котором засели русские. Выбить их в море было невозможно, а потому пришлось надежно блокировать на арендованной территории. А больше войск не было — семнадцать пехотных дивизий и пять бригад это все, что могла физически выставить маленькая Финляндия.

Все расчеты строились на помощь от немцев — те держали в Заполярье шесть дивизий, еще одну с дивизионом штурмовых орудий передали в резерв, которым мог распоряжаться Маннергейм. И помощи от Гитлера весь год фактически не было — английские и советские подлодки блокировали финские порты, авиация их бомбила. Грузы из Германии, в первую очередь хлеб, поступали по железной дороге транзитом через Швецию. Война продолжалась, и финское общество было настроено воевать, ведь это германские танки подкатывают валом к Индии, а не английские «матильды» идут по французским дорогам. Да и парламент высказался против принятия посредничества США — в победе «Объединенной Европы» уже никто не сомневался, только Карла Густава Маннергейма терзали смутные сомнения…

В Карелии вплоть до 1944 года фронт «застыл» настолько, что устаревшая техника вовсю использовалась воюющими сторонами. К тому же финские ВВС были уникальным сборищем самолетов разных типов и производства, что только не поставляли в «зимнюю войну». А потом немцы, после оккупации Европы, добавили «антиквариата» — бережливые финны все старательно использовали до 1950-х годов. Так что в небе и в сорок четвертом можно было увидеть схватку биплана И-153 «чайка» с американским истребителем F2A «Буффало».

Глава 26

— Дзасибуро, на нас накидывают удавку, которую скоро затянут, и мы будем напоминать своим хрипением задавленную крысу. И во всем виноваты наши генералы — я их предупреждал не раз, что русские многому научились, но они относились с пренебрежением к ним, хотя не понимали, что тогда у нас был маршал Ойяма, генералы Куроки, Ногу и Оку, а сейчас кто? Ямасита, «малайский тигр», но у него не то звание, чтобы командовать всей нашей армией, хотя дерзости ему вполне хватает!

Никогда еще Одзава не видел командующего Объединенным Флотом таким раздраженным, хотя внешне это никак не проявлялось. Но сказанные Ямамото слова, и особенно интонация, свидетельствовали о многом. Растерянность — вот что удивило Одзаву больше всего, таким раздражительным он никогда не видел Исороку и только теперь осознал, что адмирал не знает, что ему самому сделать, чтобы переломить ситуацию.

— Скажи, Дзасибуро, смог ли сам Того выиграть в Цусимском бою, если бы в башнях его броненосцев стояли бы старые германские пушки, что были на «Чин-Йене»? И при них расчеты, совершенно не представляющие как из таких коротких стволов попасть в русские броненосцы, к тому же набранные из корейцев, оказавшихся под началом пехотного капитана?

Вопрос был задан чисто риторический, ответа на него не требовалось, но Одзава начал говорить, немного сутулясь. Он имел необычно высокий для низкорослых японцев рост, чуть больше двух метров, а потому чтобы даже сидя не возвышаться над командующим, которого искренне уважал, приходилось немножко сгорбиться. Но более не перед кем — поклон это одно, им можно выразить многое, но спина у самурая должна быть прямой, особенно у того, кто ведет своих людей в битву.

— Мы бы тогда все равно сражались…

— Это так, биться нужно до конца, — перебил Ямамото, — но шансов на победу было бы столько же, как с мечом против