Моя попытка прожить жизнь Бессмертного Даоса VIII - Ваня Мордорский

— Не победа, — поправил я его, вспоминая совсем недавние размышления об Инь-Ян, — Просто смена. Они не борются — они сменяют друг друга, давая миру то, что ему нужно в данный момент.

И именно сегодня, именно в этот прекрасный рассвет, который не надо портить никакими стихами и песнями, всех будто прорвало. Лянг начал петь, а Ли Бо рассказывать стихи и вспоминать о прошлом. А я ведь просто хотел насладиться тишиной этого прекрасного утра.

Лянг хмыкнул на мой ответ об Инь-Ян и начал напевать одну из своих карповых песен:

— Солнце встает над водой,

Ночь сменяет день,

В глубине же покой,

Спит драконья тень…

Его голос был низким и мелодичным. В прошлые разы он пел иначе. То яростно, то печально, а сейчас… Что ж, в оперный его, может, и не взяли бы, но в переходе бы щедро отсыпали монеток.

— Знаете, — неожиданно заговорил Ли Бо, — в молодости я тоже любил встречать рассветы.

— С кувшином вина и женщиной под боком?

— Очень смешно, — фыркнул Бессмертный, — Женщины портят все рассветы. Они только и думают о том, как выглядят, и достаточно ли соблазнительно повернулись бочком. Нет, Ван, рассвет нужно встречать с другом. Настоящим. Так вот, помню, как-то раз я и мой друг Ду Фу сидели на вершине горы Тайшань. Мы выпили вина, конечно — какой же рассвет без вина? И когда солнце поднялось, Ду Фу сказал: «Каждый рассвет — это обещание нового начала». А я ответил: «И каждый закат — это обещание, что начало не вечно».

— И что было дальше? — спросила Джинг.

— Мы подрались, — серьезно ответил Бессмертный. — Он сказал, что я меланхоличный идиот, а я сказал, что он наивный дурак. Покатались по траве, как два пьяных барана. А потом вместе сочинили поэму о дружбе. Хорошие были времена.Да… С тех пор у горы Тайшань не хватает верхушки.

Наверное, впервые я услышал в голосе Ли Бо самую настоящую ностальгию, и узнал, что у него был настоящий друг, о котором он с теплотой вспоминал.

— Кхм, вот еще песня одна, — вдруг сказал Лянг и затянул.

Плыву против струи, сквозь толщу водной глади,

Все говорят: «Вперёд! Врата дракона впереди!»

Но я замедлю ход, пусть мимо мчат другие,

Я не солдат, идущий в бой, я часть самой стихии.

Мои чешуйки — золото, что солнце дарит реке,

Я учу мудрости малька на тихом мелководье.

Пусть кто-то превратится в мечту, взметнув к облакам туман,

А я останусь здесь, хранитель этих омутов и стай.

А я спою песню камышам,

Где ива клонится к волнам.

Я не прыгну в тот водопад,

Мой дракон — вот этот закат.

Моё небо — отрада речная,

И жизнь, что вечно течёт, не кончается.

— Грустная песня, — заметила Хрули.

— Но у тебя черные чешуйки, — заметил прищурившись Джинг

— Так это не моя песня. Ее пел один из наших Старших, у него был определенный поэтический талант, — вздохнул Лянг. — Эта песня — отражение того, что он так и не получил возможности покинуть Карповые Озера и пуститься к Вратам Дракона. Это его размышления о пути. Раньше я думал, что он смирился, а теперь думаю он что-то понял, что не только в том, чтобы стать драконом Путь карпа. Быть карпом — тоже Путь.

Видимо то, что мы увидели на своем пути пусть незаметно, но повлияло на Лянга: раньше подобные мысли он считал бы крамолой. Я помню, как первое время, проведенное вместе на его родном озере, он убежденно говорил, что у карпа лишь один Путь — стать драконом. И вот, прошло совсем немного времени и он говорит уже иначе. С пониманием. Вот только для этого «понимания» ему пришлось выбраться из озера и увидеть Поднебесную.

Что там говорить, все мы изменились. Я, Ли Бо, лисы, карп и… Ло-Ло? А изменилась ли она?

Я посмотрел на довольную и нахохлившуюся улитку, которая вбирала своим панцирем лучи восходящего солнца и не знал ответа на вопрос. Мы не так долго вместе, чтобы говорить так уверенно. Хотя нет, она изменилась. Она точно нашла себя в роли наставницы для молодых лис. Лучше, чем она с этим точно никто бы не справился.

Солнце поднималось все выше, окрашивая мир в золотые тона. Впереди, на горизонте, я уже различал темное пятно — следующую Иньскую Жилу.

Восходящее солнце вселяло надежду. Несмотря на всю тьму, которую мы видели, несмотря на страдания и боль — солнце всё равно встаёт. Каждый день. Неизменно.

Это тоже баланс. Ночь сменяется днём. Тьма отступает перед светом. Но не исчезает — просто ждёт своего часа, чтобы вернуться. И это правильно. Это естественно.

«Смотри-ка», — заметил Ли Бо. — «Твоя следующая жила охраняется только цзянши. Никаких генералов или духов. Повезло.»

— А ты можешь рассмотреть сколько там цзянши? — спросил я у Ло-Ло, которая почему-то обладала лучшим зрением, чем у меня или лис.

— Дай-ка приглядеться… — улитка вытянула глазки-антенны. — Да, могу. Штук сорок, не больше. Обычные, не особо сильные. Охраняют холм, точнее жилу.

— Охраняют? — уточнил я.

— Ну, лежат в своих гробах.

— А как ты их чувствуешь на таком расстоянии? — поинтересовался я.

— У улиток, — золотых, конечно, а не обычных, — гордо ответила Ло-Ло, — невероятно чувствительные на Ци усики. Мы чувствуем малейшее изменение в окружающем пространстве.

«Да? А что ж она не заметила ни храм, ни ту аномалию с духами?» — недоверчиво заметил Ли Бо, — «Хвастовство — ее второе имя.»

А первое?

«А первое Ло-Ло». — фыркнул Бессмертный.

— Ну, сорок — это нам не страшно. — заметил я, всматриваясь в чернеющую впереди Жилу.

— А я помню как вы нелепо пытались драться с цзянши на озере. — вдруг хохотнула Ло-Ло, — Особенно эти две дурочки гонялись за ними, как собаки за своими хвостами. Совершенно бесполезные были. Да и тебе, Ван, пришлось повозиться с цзянши.

Она была права, конечно. Тогда цзянши не были простыми противниками. Да и разница в моей силе тогда и сейчас была колоссальная. Тогда я был на ступени Очищения Меридиан, а сейчас — Возведения Основания, да еще и вдобавок с Просветленной Ци. Тогда у меня были только четки и меч, а сейчас — новые техники и