Вперед в прошлое 13 - Денис Ратманов

Посидев на скамейке, Наташа поднялась, переждала головокружение и продолжила путь.

Вот он, дом Андрея. Ставший родным подъезд. Дверь. Прежде чем позвонить, Наташа прильнула ухом к двери, услышала легкие шаги. Он дома? Хорошо! Палец лег на кнопку звонка — до слуха донесся его звон. Сердце пустилось вскачь, сделалось горячо. Вот сейчас он откроет, обнимет…

Но никто не шел. Никто не мелькнул за глазком. Выходит, Андрея нет дома? Он не приехал⁈ Обрушилась паника, захлестнула волной, понесла. Все что могла Наташа — давить, давить, давить на кнопку звонка. Хотелось поднять на уши соседей, начать его искать… Но как? Где? А главное — что с ним⁈

Наташа думала, что хорошо знает Андрея, а значит, он обязательно предупредил бы, если бы перенес день приезда. А так после того, как она попала в больницу, он не позвонил ни разу! Что-то, однозначно, случилось, Андрея надо спасать. Но как и от чего?

Промелькнула надежда, что он просто вышел в магазин и скоро вернется, и Наташа привалилась к стене, еще раз позвонила. Вышла пожилая соседка, рассказала, что Андрея не было и не приходил он, не стала задавать лишних вопросов и попросила Наташу идти домой.

Но как тут пойдешь? Побродив по улице, Наташа возвращалась снова, и снова, и снова. Андрей не появлялся, надежда понемногу умирала.

Обида, что не позвонил, улетучилась. Пусть! Лишь бы был живой!

А в голове крутилось стихотворение, подходящее к этой ситуации:

…И томила весна… Но она не пришла.

Не хотела, иль просто пугалась ветвей.

Оттого ли, что было томиться невмочь,

Оттого ли, что издали плакал рояль,

Было жаль соловья, и аллею, и ночь,

И кого-то еще было тягостно жаль…

Из разрыва туч, похожего на улыбку Джокера, оскалилось солнце, высветило скамейку, будто сцену для актера, вышедшего на бис. Наташа уселась на нее под цветущий миндаль и расплакалась. Порыв ветра сорвал лепестки с цветов, и они посыпались, будто конфетти.

Не себя! Я умею забыться, грустя.

Не ее! Если хочет, пусть будет такой.

Но зачем этот день, как больное дитя,

Умирал, не отмеченный Божьей Рукой?

Наташе казалось, что ее мир рухнул.

Глава 12

Шапка Мономаха

Полиграфия оказалась чертовски тяжелой. Казалось бы, и коробка с постерами-календарями не сильно объемная, но вес… Обернув половину товара пленкой, я приспособил это богатство на заднее сиденье мопеда и покатил в Николаевку уже затемно. Приеду хорошо если к восьми.

Но отложить это дело было никак нельзя, потому что меня ждал Мановар, истинный фанат и ценитель. Он изведется от любопытства, как я изводился, пока не вскрыл упаковки и не просмотрел баннеры, ведь не я отбирал фотографии, просто сказал Алану, что хотел бы получить. Он товарищ современный, лучше меня знает, что нужно. Но все основывалось на слепом доверии. А вдруг набокопорит? Вдруг вместо рокеров, напечатает Киркоровых и Леонтьевых? Они, конечно, тоже продадутся, но ребята постесняются таким торговать, придется Лихолетова подключать.

Постеров было двадцать видов, по сто штук каждого вида — меньшие тиражи типография выпускать отказалась. Пятнадцать штук — актеры и музыканты, пять — бабы для дальнобойщиков. Причем упаковки я вскрывал, не зная, что там.

Увиденное и обрадовало, и удивило. И возникли сомнения, что некоторые… кхм… изделия парни смогут продавать. Такое только Памфилову под силу, он точно не засмущается.

Тираж в сто экземпляров формата А4 стоил две с половиной тысячи рублей — вообще ни о чем, двадцать пять рублей за штуку! Если продавать баннер по сотке — все равно цена более чем низкая, три раза на автобусе проехать. А это наценка в четыре раза! Больше чем уверен, что постеры и по двести разлетятся.

Получается, вложил две пятьсот, заработал десять тысяч — если по сотке продавать. А если по двести рублей — двадцать с упаковки. Двести тысяч вот это все.

Это покруче, чем торговать мукой. Правда, наценка маленькая, а товар специфический. Когда те постеры распродашь? Но моим парням в самый раз. Гаечке и Алисе тоже нормально. А еще Алан прислал десять футболок для ассортимента с крутыми рокерскими рисунками. Каждая стоила на опте по три тысячи рублей.

Итого тридцать тысяч плюс пятьдесят, потраченных на баннеры, получается восемьдесят. Смешные деньги для меня, для друзей отличное подспорье.

И вот я прибыл на базу и потащил полиграфию вместе с мопедом вниз по лестнице.

— Народ! — крикнул я, едва спустился. — Налетай! — И перерезал веревки, крепящие упаковки к багажнику.

На базе были заинтересованные лица: Алиса, Гаечка, Кабанов, Мановар, Димоны и любопытствующие: Илья, Ян, Лихолетова, Каюк, который тихонько влился в клан, Рамиль и Памфилов. Боря решил остаться дома, дождаться Наташку, все равно я привезу часть товара туда. Брат копытом бил, так хотел поскорее продавать баннеры вместе со своими рисунками в стиле Уорхола. Можно сказать, его первый настоящий заработок, если не считать фальшивомонетчество.

Растащив упаковки по углам, друзья принялись их вскрывать. Как и я дома, все были охвачены азартом, открывали упаковки, как лотерею.

— Мадонна! — воскликнул Памфилов, который справился первым и продемонстрировал постер.

Неагрессивно оскалившаяся Мадонна на черном фоне, сложившая руки, все в браслетах и фенечках, возле шеи. С уха свисает стальная звезда, розоватые волосы дыбом.

— Джексон! — констатировал Каюк, явив миру короля поп-музыки.

Димон Минаев, вскрыв упаковку, вытаращил глаза, открыл рот и побагровел, и я понял, что попалась ему одна из баб. Чабанов подсмотрел, что у него, и тоже покраснел.

Памфилову, как я и думал, было по фиг на разврат, он показал нам постер:

— Жирная баба. Неужели ее кто-то купит?

— Ого! — удивилась Гаечка огромным буферам.

Девушка была не то чтобы жирной, просто обильной формами. Верхними.

— Фу, жир, — поддержал приятеля Кабанов. — И кому такие нравятся? Вот же нормальная!

И продемонстрировал юную Памелу Андерсон, тонкую и звонкую, с острыми коленками и еще не слишком выдающимися высшими… то есть верхними образованиями.

— Мне, — честно признался Рамиль и закинул ногу за ногу, чтобы скрыть свои физиологическую заинтересованность. — Я б не отказался. А у меня вот, Шварц с пистолетом.

— Классика, — улыбнулась Гаечка. — У меня Рэмбо и, ха-ха, — она посмотрела на Мановара. — И ты!

На черно-белом постере — четверка волосатых металлистов в латексе, группа Manowar.

— Ха! Мановар! А у меня — Скорпы и «Металлика», — сказал Илья.

— Ван Дамм и тетка, — задумчиво констатировал Ян. — Вроде не толстая.

На его плакате была дистрофичная, но грудастая кудрявая брюнетка в черном белье,