Целитель - Михаил Васильевич Шелест

Хм! Откуда он здесь? — не поверил я, однако ранее читал, что эфир синтезировали чуть ли не в девятом веке арабы. А в тысяча пятьсот сороковом году перегнал его из водки с серной кислотой немец Валерий Кардус, который отметил его обезболивающие свойства.

— А этому немцу зачем эфир? — подумал я. — И главное, что он с ним делает? На кошках тренируется?

— Что бы ты, Фёдор, хотел бы узнать? — спросил, сделав губы куриной попкой, лекарь.

— Чем тут так воняет? — спросил я.

— Хм! Хороший вопрос! Лекарь всегда должен принюхиваться, присматриваться, прислушиваться и ощупывать больного. Запах в помещении, где лежит больной, может многое сказать о болящем. Тут, слава Господу, скорбящих здравием нет. Здесь пахнет лекарствами, которые не всегда приятны на запах и вкус. Персы говорили, что горькое лечит, а вкусное калечит. Но я с ними не совсем согласен. Среди горького осень много ядов.

Так, беседуя о том, о сём мы провели часа два. И да… У Николки Бюлёва имелся эфир, который он назвал «сладким купоросным маслом». Ну правильно, его же делают, используя серую кислоту, которую здесь и сейчас называют «купоросным маслом».

«Учитель» сказал, что усыпляет животных, которых вскрывает, чтобы они не визжали от боли. Вскрывает, а потом зашивает.

— Хм! Так можно и людей вскрывать? — спросил я.

— Кхы! Не все просыпаются. Кхэ! Далеко не все! К сожалению. А так бы да… Великий был бы прорыв в хирургии. Великий!

Медикус поднял правый указательный палец вверх.

Мне эфир был не нужен. Отключив болевые центры, я мог хоть пилить, хоть резать и пациент не дёрнется, а вот мои товарищи такой способностью не обладали. И им эфир был нужен. Тут я попытался у него узнать, как эфир делают, но лекарь изобразил испуг.

— Сей продукт очень ядовитый и я не могу тебе раскрыть секрет его приготовления. Вот когда выучишься на лекаря, тогда и скажу.

Я отстал от него на счёт эфира', но пристал на счёт других лекарств.

— Давай поступим так, — сказал он. — ты заведёшь тетрадь, куда станешь записывать то, что я тебе буду рассказывать. Можешь писать?

Я кивнул.

— Ах, да! Ты же посольский писарь. Скорописью владеешь. Отлично! Что там у вас в посольской избе? С литовцами когда замиримся? Устал народ от войны. Этот год снова недород был.

— Замиримся, — махнул я рукой, решив не отпугивать «лекаря» своим категоричным ответом: «Пошёл накуй. Ничего не скажу проклятый буржуинский шпион!». Не-е-е-т… Я давно к нему присматриваюсь. Он у нас в главном списке разрабатываемых, да-а-а. Для чего разрабатываем? А просто интересно, кто чем живёт. Вот, ей Богу. Не корысти ради и не для влияния на шахматную партию, которую играют другие. Но и слепой фигурой быть не хочется. Да и чем ещё тут заниматься, как не интригами? Хотя бы мысленно, хе-хе-хе…

Договорились, что я буду приходить к медикусу каждый день после полуденного сна. Медикус спал днём не более часа. Для чего у него стояли песочные часы, которые пересыпаясь, давили на рычаг, от чего срабатывала пружина, которая била в колокольчик.

— Будильник, мать его! — удивился я, в первый раз увидев приспособление. Причём у медикуса было несколько песочных часов и рычаг имел передвижной «груз», как в «старых» напольных весах.

— Время — деньги, — сказал он мне добив меня окончательно.

Оказывается, лекарь изготовлял лекарства на продажу. Никого другого, кроме царя он лечить не имел права, а лекарствами торговать царь ему разрешил. Кстати, у царицы Соломонии был другой лекарь.

Каждый день я записывал, записывал и записывал. Медикус «тупо» сначала пересказал мне рецепты всех известных ему лекарств, потом стал рассказывать, как лечить ту или иную болезнь. Я молча писал, не задавая ни одного вопроса. Месяца через два источник знаний иссяк.

— Всё, — сказал он. — Тебе осталось всё то, что записал, выучить. Когда выучишь, приходи сдавать экзамены. Сдашь экзамены за лечебный курс, перейдём к хирургии.

— Понял, учитель! — сказал я и ушёл.

Не сказать, что почти все его лекарства были бесполезны. Даже не просто бесполезны, а опасны. А в некоторых лекарствах он намеренно «прописывал» ингридиенты, здесь, в России, не присутствующие.

Но я никуда не торопился. Наоборот, солдат, как говорится, спит, а служба идёт. Мне бы год простоять, да два продержаться. А диплом я у него точно получу. А не получу, сам нарисую, хе-хе… Мне для этой жизни нужна, как говорят разведчики, «легенда». И я её «прокачивал».

Прокачивались мы с «товарищами» ратными игрищами, кулачными боями, на рождество, масленицу, троицын день, на седьмой день после Пасхи (Семик), а то и по воскресеньям. Как кто сговорится. Бились район, на район, молодые парни против женатых, «стенка на стенку» или в разнобой «один против мира». Дрались только кулаками по очень строгим правилам. А начали мы драться сразу, как только переехали. Буквально дня через два меня вызвал старший из отроков Ховриных Сенька — парень лет шестнадцати, и предложил помахаться. Я, окинув его оценивающим взглядом, и выдержав паузу, согласился. Сговорились на сшибку прямо там, на реке, где высыпали снег. Дюжина на дюжину.

Мы их, конечно же, забили как «мамонтов». Бокс против «махача», это даже не смешно. Результат настолько обескуражил Ховриных, что они на время попрятались и не «отсвечивали». Потом тот же Сенька предложил мировую и побрататься. А после «братания» предложил навалять Тверским. Мы наваляли. И пошло-поехало. Вскоре наша Ховрино-Колычевская братчина гремела на всю Москву. Соседи переняли наши ухватки довольно быстро. Но на следующий год мы заметили, что и другие перестали махать кулаками бездумно.

Это уже стало интересно. Нас вызывали на сшибку даже взрослые мужики, настоящие ратники, прошедшие огонь и воду, но мы побеждали всегда. Физически мы уже были очень развиты, да и постоянные едва-ли не ежедневные тренировки, ставили нас в неравные позиции с противниками. Но нам было не стыдно, что мы пользовались новейшими технологиями. Наоборот. Глядючи на нас, многие изменили свой стиль ведения боя и подход к боевой подготовке.

Даже государь изволил спуститься из своей усадьбы, что на Воробьёвых горах (там стояло сельцо Воробьёво) на реку Москву, где проходили святочные гуляния и кулачные поединки. Мне уже тогда «стукнуло» четырнадцать и вот-вот должен был стукнуть пятнадцатый год. Мы побили всех и побили красиво. Хоть бои и перестали быть лёгкими, но наш уровень мастерства в рукопашном бою для местного