Сыны Триглава - Андрей Игоревич Каминский

class="p1">— Поди впервые видят своего князя, — усмехнулся Люб, с интересом рассматривая городок. Правитель Велети облачился в добротную франкскую кольчугу и северный шлем, увенчанный фигуркой вепря и отделанный позолоченными пластинками. Их покрывали искусно вырезанные изображения богов и чудовищ: Тюр, вкладывающий руку в пасть Фенриру; Тор, ловящий на крючок Йормунганда, Один во главе Дикой Охоты и прочие. За плечами князя развевался на ветру красный плащ, расшитый золотом и отороченный мехом соболя. С украшенного золотыми монетами пояса свисали длинный меч и саксонский нож.

— Князя-то они может и видали, — усмехнулась Рисса, стоявшая рядом с Любом на носу головной лодьи, — поди многие на торге в Волине были. Просто не знают к добру или к худу ты к ним заявился.

— Самому бы знать, — задумчиво произнес князь, невольно бросив взгляд на болтавшийся на груди трехглавый идольчик: в деле, которое они затевали, без помощи богов точно не обойтись — как никак, решается, кто будет говорить с Ними от имени всей земли эйстов — или пруссов, как все чаще называли их соседи. Еще лучше князя это понимала и Рисса, ради такого случая вырядившаяся в свое жреческое облачение. Платье цвета морской волны покрывали мелкие раковины и высушенные морские звезды; на шее красовалось ожерелье из акульих зубов, посреди которых блестела монета Помпея. Из акульих челюстей была сделана и диадема прикрывавшая золотистые волосы, заплетенные во множество кос. С кожаного пояса, украшенного бронзовыми фигурками рыб, свисал кошель, сшитый из человеческих скальпов, рядом висел острый нож с костяной рукоятью и насечкой из рун на лезвии.

Вместе с Риссой на княжеской лодье прибыло еще несколько жрецов Моряны, во всем покорных своей жестокой госпоже. В остальном же велетские корабли переполняли сплошь воины — крепкие, вооруженные до зубов мужи, в добротных стальных кольчугах. Здесь были не только венды, но и саксы, гуты, даны, — участники многих походов, тщательно отобранные Любом из бывалых воев. Самое подходящее войско, чтобы впечатлить прусских князей и жрецов, помочь им сделать верный выбор.

В самом Трусо всем заправляли оборотистые купцы, стекавшиеся сюда чуть ли не со всего Янтарного моря — пруссы, свеи, курши, гуты, даны. По мере того как укреплялась власть Велети, появился и назначенный князем посадник, выбиравшийся с одной стороны, из более-менее местного люда, с другой — из тех, кому князь мог доверять. Сейчас посадником был Скумант — сын торговца с Готланда и женщины из ятвягов. Когда-то он ходил с Любом в его северных походах, а потом, вернувшись в родные края, стал главным и в Трусо. Владычество в богатом городе сильно изменило некогда поджарого светловолосого воина: Скумант раздобрел, отпустил длинные усы и бороду, унизав их янтарными бусинами; облачился в роскошную свиту из темно-вишневой ткани с золотыми пуговицами и воротником из куницы. Светлые волосы, несмотря на жару, прикрывала бобровая шапка, пальцы украшали золотые перстни с драгоценными камнями. Однако и под слоем жира еще угадывались сильные мышцы, а взгляд синих глаз оставался все таким же алчным, как и в молодости, — пусть уже не до воинской добычи, а до купеческих барышей.

— Волей богов и княжеской милостью город процветает, — говорил он, принимая Люба в большой избе за обильно накрытым столом, — мы расширились по обеим берегам Ногаты, завели янтарную, стекольную и ювелирную мастерскую. Да вот, госпожа, не угодно ли, подарок, — Скумант протянул Риссе искусно сработанное золотое ожерелье со множеством подвесок из янтаря и мелких самоцветов. Рисса, благосклонно кивнув посаднику, тут же нацепила украшение на шею

— С мазовшанами нынче мир, — продолжал Скумант, — с полянами тоже, торг идет по всей Висле и дальше — за Карпаты и до самого Черного моря. Ну и здесь все идет бойко — гуты приходят торговать, свеи, даны, даже финны, бывает, забредают.

— А что пруссы? — спросил Люб, запивая увесистый кусок жареной зубрятины сладким красным вином с юга, — не докучают.

— Кто как, — пожал плечами Скумант, — помезане и помегане живут с нами мирно, иные даже просятся в подданство великого князя. Вармы тоже, в общем-то, не докучают, а вот с самбами и наттангами бывает по-всякому — они ведь и по сей день считают, что Трусо должен платить дань им, а не князю Велети. Когда торгуют мирно, а когда и приходят с набегами, но всегда уходят несолоно хлебавши. Также как и галинды с ятвягами — вот уж на что дикий народ, все никак не угомонится, все дай им повоевать.

— Повоюют еще, — усмехнулся Скумант, — да так, как им еще и не снилось. Пошли гонцов ко всем здешним кунгасам, из тех, кто идет в счет — скажи, что великий князь Велети хочет поговорить. Если все пойдет как надо — больше уже вас никто здесь не потревожит.

— Пошлем, — кивнул захмелевший Скумант и, повернувшись к Риссе, протянул ей очередное украшение, — а вот, госпожа, не угодно ли? С самого Рума привезли.

Ослепительно улыбнувшись, Рисса накрыла мозолистую мужскую руку узкой прохладной ладонью. Встретившись взглядом с глазами посадника, она прошептала несколько слов и Скумант вдруг почувствовал, как под его рукой зашевелилось что-то холодное и скользкое, цапнувшее его пальцы мелкими острыми зубками. Выругавшись,