Теневик. Конец войны - Денис Старый

Но не это удивляло, а то, что на территории башни и прилегающей к ней прилегающей территории не было видно ни одного живого существа в поле зрения.

— И что, Туман, ты рассмотрел? — с нескрываемой иронией спросил Игнат.

— То, что нужно, то и увидел, — не обращая на тон капитана Игнатова, задумчиво отвечал я.

Метрах в трехстах от Башни Дона начинались посадки и, прежде чем идти к тому барьеру, который простым человеческим глазом не виден, я решил залезть на дерево и посмотреть на объект, к которому подойти.

— Товарищ майор госбезопасности, — обратился я к Сенцову. — Что именно оттуда стреляет? Стволов много, но не видно ни одного расчета.

— Пули будто возникают из ниоткуда, появляются из-за барьера. Но стреляют редко. При последних попытках подойти стрельбы и вовсе не было, — сказал майор, которому явно не понравилось то, как я скептически хмыкнул.

Они просто сами не знают, что находится внутри за барьером. У меня складывалось четкое убеждение, что те, кто барьер создал, показывают нам лишь картинку, будто бы в какой-то момент видеокамера перестала вести запись и прокручивает ранее отснятые кадры. Ведь отчетливо видно, что трава, внутри периметра башни, удивительно высокая для начала апреля, колышется от ветра, ручей, протекающий вдоль стены внутри периметра, также движется. Заметил я и другое: птицы, подлетая ближе к баше, резко отворачивают в сторону.

— Майор, скажи, с чем мы можем встретиться внутри, — с нажимом потребовал я.

— Не забывайся, Туман. Если бы я знал, что точно там будет, то сказал бы тебе. Вам нужно только проползти к барьеру, залечь в траву, доставить внутрь барьера взрывчатку. И, если не получается пять минут продержать барьер открытым в этой точке, если встретитесь там внутри с большим количеством измененных, просто оставите взрывчатку, сами уйдете обратно. Измененные еще ни разу не выходили после того, как установили барьер. Есть все основания предполагать, что они это сделать не могут. А еще, что им самим нельзя приближаться к барьеру. Так что будете стоять у этой невидимой преграды, ничто не должно вас достать, — жестко, чеканя каждое слово, говорил майор, глядя на меня глазами, светящимися ярко-зеленым цветом.

Одна из способностей майора мне стала понятной. От него исходила аура силы, если не противодействовать которой, то невольно подчиняешься. Это не гипноз, это словно властный человек давит на тебя всеми своими возможностями, силой, как моральной, так и физической. Словно маленький мальчик после замечания взрослого здорового мужика сразу же прячет голову в плечи. Такое воздействие должно быть от использовании Силы майором. Вот только я не маленький мальчик, а майор — не тот самый здоровый мужик.

— Выходим! — скомандовал я.

— А чего ты раскомандовался? — возмутилась Ольга.

— Потому что от меня зависит ваша жизнь. Потому что я сильнее. Потому как меня поставили командовать! — сказал я и решительно сделал шаг в сторону башни Дона.

Якут моментально прижался ко мне, даже стал несколько мешать идти. Но я не делал ему замечания, вводные были таковыми, что все члены нашего небольшого отряда должны были держаться рядом со мной. По словам майора, все наши силы должны были в какой-то мере объединиться, и таким образом противостоять воздействию барьера.

До места оставалось ещё сто пятьдесят метров, а капитана начало уже потряхивать.

— Игнат, ближе! Прижмись ко мне! — сказал я.

Капитан подошёл, стал с левой стороны, и ему сразу стало легче. После такой демонстрации возможностей, подошла и Ольга. И вот такой кучкой, мы и передвигались.

А вообще, получается не отряд, а сборище самоубийц. Дисциплины никакой. Ольга продолжает свои непонятные капризы, старшина, вроде бы идёт рядом, как будто его вся эта ситуация вовсе не касается. Взгляд Деда направлен вперёд, по принципу " Вижу цель не вижу препятствий '.

И ещё пятьдесят метров. Я посмотрел на старшину и Якута, которые тянули с собой каждый по две противотанковых мины, оценивая состояние их, и других членов команды.

— Пора залегать, — сказал капитан, и первый лёг в траву.

На самом деле, вопрос с тем, как именно подходить к барьеру, заключался не в том, чтобы оставаться незамеченными. Наше руководство оценило ситуацию, и сделало вывод, что проще всего проникнуть через барьер именно лёжа, так меньше с ним соприкасаешься.

Оставалось почти метров пятьдесят метров, уже всех членов группы начинало потряхивать.

— Что чувствуете? — спросил я.

— Начинает шуметь голова. Терпимо, но болезненно, — Ольга ответила первая, к моему удивлению.

— Дед? — обратился я к старшине.

— Слышу голос жены, как будто издали, — холодным голосом сообщил мужик.

Насторожило, но, наверное, это проявление Альфы в этом человеке. У Деда все завязано на мести за жену и детей.

— Якут?

— Нормальна! — бодро отвечал азиат.

Капитана я не стал спрашивать, и так видел, что ему приходится нелегко. И в этой связи у меня закрадывались мысли: а нужен ли он здесь и сейчас? Но командованию, видимо, виднее. Да и подрывник он хороший, судя по всему.

И вот он — барьер. Я уже не только его ощущал, я видел. Это была скверна, та самая, которая вела меня в подвал. Только здесь она казалась более сконцентрированной, тонкой, Но от этого нисколько не слабее. Напротив, я отдавал себе отчёт, что не чувствую никаких негативных эмоций только лишь по тому, что на моём пальце пресловутый перстень Мессинга. Может быть и потому, что в нагрудном кармане икона.

Как и было нам доведено, я первый стал просовывать голову внутрь периметра.

— Ш-ш-ш! — прошипел я.

Ощущение были не их приятных. Казалось, что голову сдавливают тиски, в какой-то момент мне даже понадобилась сила воли, чтобы бороться с желанием срочно убежать отсюда. Странным образом это желание не противоречило другому — жажде попасть вовнутрь и убить всё то, что причастно к этой злой, неземной энергии.

Как только голова пролезла через барьер, картинка изменилась. Сразу для себя я отметил, что трава уже не такая зелёная, а запах… Если бы меня когда-нибудь спросили как именно должна пахнуть могила, я бы вспомнил именно этот запах.

Мне было больно, но другим членом команды больнее в разы. Я услышал и крик капитана, и стон Ольги и болезненное кряхтение, упоминание каких-то богов дрожащим голосом от