Найдёныш - Павел Сергеевич Комарницкий

покосился на вбитую в землю рогулину, аккурат на середине покоса. Опираясь на рогулю, три винтовки стояли стволами вверх, прикладами оземь, как в оружейной пирамиде. Сбоку висел в открытой кожаной кобуре тяжёлый «кольт». Перехватив взгляд хозяина, Охчен потянул из пирамиды свою винтовку, другую кинул Илюшке, третью молча передал хозяину. Варвара, глядя на эти военные приготовления, бросив грабли, сняла с рогулины «кольт», ремешок перекинула через плечо. Здорово нас выучили те варнаки, мелькнула у Полежаева мимолётная мысль.

Ждать пришлось совсем недолго. Из тайги показалась невысокая фигурка верхом на олене, пара заводных олешков шла в поводу. Ещё чуть, и стало можно различить лицо женщины.

— Где Асикай? — подъехав близко, молодая тунгуска остановила оленя.

— Здороваться прежде надо, Амардак, — Охчен заговорил по-тунгусски.

Молодуха окинула его взглядом.

— О вашем здоровье заботится сам чёрт. Зачем тебе ещё и мои пожелания?

— Ты сильно грубишь, — констатировал Охчен, небрежно придерживая винтовку. — Зачем тебе Асикай?

— Есть разговор для неё.

— А мне ты сказать ничего не желаешь?

— Тебе нет.

— А ты скажи. Всё равно Асикай перескажет, о чём был разговор.

Молодая тунгуска обвела взором всю команду.

— И даже сено вы косите с оружием.

— В тайге есть медведи, и люди злые тоже.

— Да. В тайге есть и звери, и разные плохие люди. Даже такие, как вы.

— Не пойму, зачем ты грубишь. Асикай осталась на заимке, с моим сыном. Если ничего не хочешь нам больше говорить — езжай туда и говори с сестрой.

Пауза.

— Отец приехал домой совсем больной. Слёг и умер.

Глаза тунгуски сверкнули.

— Это вы убили его.

— Ты сошла с ума, — лицо тунгуса было теперь похоже на гипсовую маску. — Зачем и кому это нужно, чтобы умер ваш с Асикай отец?

— Я не знаю, кому нужно. Может быть, чёрт вам велел. Тот, который живёт с вами и который даёт вам золотые монеты — отец перед смертью говорил, а перед смертью не лгут. Для которого вы поставили на крыше этот ваш чёртов оберег, вместо честного божьего креста. Я знаю только, что отец был у вас в гостях, и сразу после этого умер. Вы его убили.

— Это неправда.

— Это правда. И ты это знаешь. У тебя нет больше тестя, а у Асикай отца. Сестры у неё тоже больше нет. Я для неё умерла. За тем и приехала, чтобы сказать.

Глава 7

Снег ещё отчаянно сопротивлялся солнечным лучам, и в тенистых местах, под развесистыми мохнатыми лапами елей и пихт выглядел вечным и незыблемым, как в январе. Однако на полянках из-под белого покрова уже там и сям чернели пятна мокрой земли, и мелкие ручейки подтачивали основания сугробов, неумолимо приближая полное и окончательное торжество весны.

Бяшка, трепеща ноздрями тонкого носа, жадно втянула в лёгкие бодрящий, напоённый весенней влагой воздух. Как хорошо… вот уже и снова апрель. Ужасные морозы, когда каждый вдох даётся с трудом, не вернутся по крайней мере до октября. И скоро, уже совсем скоро тайга расцветёт всеми красками лета…

Вдохнув весенний воздух ещё пару раз, девочка встала на заранее отмеченную зарубкой на дереве точку старта. Итак, отсюда и до вершины сопки-чувала. Начали!

Ноги сами рванули с места, в ушах засвистел ветер. Из-под свежепритачанных подошв бяшкиных сапожек летела грязь пополам с талым снегом, вылезшие на тропу ветки так и норовили хлестнуть по лицу, однако Бяша походя отбивала их руками, не сбавляя скорости. Ещё чуть, и тропа пошла на подъём, и сразу стало легче — земля на южном склоне уже успела не только освободиться из снежного плена, но и подсохнуть. А вот уже талый грунт сменился каменистым, промытым дождями и вешними водами… ещё немного… ещё чуток…

Взлетев на вершину чувала, голую как колено, Бяшка сдержала наконец свой неостановимый бег, дыша полной грудью. Нет, она не устала. Пять вёрст, а хотя бы и в гору, никак не могли вымотать быстроногую пришелицу с небес, и вообще, если откровенно, неясно, как это можно устать от бега. Для такого дела надо бежать, верно, часов шесть подряд, никак не меньше… до Ванавары и обратно. Вот от неподвижного стояния на месте, это да, ноги затекают довольно быстро…

Грозная богиня Огды стояла на вершине, и дикая тайга расстилалась пред её взором на десятки вёрст. И в тайге этой зияла огромная, насколько хватает взгляда, проплешина, до сих пор резко выделяющаяся на фоне уцелевшего леса. А вон там, папа показывал, нашли и саму грозную богиню, спящую в непрошибаемой колыбельке необоримым сном… как медведь в берлоге.

Присев на выпирающий скальный выступ, Бяша осмотрела подошвы сапожек. М-да… ведь только позавчера новые притачаны были… Вообще-то сезон интенсивной носки сапог для Бяшки длился недолго. Зимой бегать почти невозможно, дни, когда мороз ослабевает настолько, что можно дышать полной грудью, можно по пальцам перечесть. Ну а с мая по сентябрь ни в какой обувке грозная богиня и не нуждалась. Копытца у Бяшки были много прочнее и твёрже лошадиных, да к тому же и нарастали скорее, так что сносить их на мягких болотистых почвах было весьма непросто. Зимой папа регулярно стачивал чрезмерно наросшие копытища большим напильником, удивляясь их твёрдости, сравнивая то со слоновой костью, то с акульими зубами…

Ещё раз критически оценив состояние подошв — должно хватить до дому, определённо должно — девочка встала. Итак, отсюда и до заимки. Пошла!

…

— … Аська, поддай ещё пару!

Асикай, зачерпнув из казана, вмазанного в печь, полковшика кипятка, щедро плеснула на каменку. Булыжники злобно зашипели, окутывая парилку горячим облаком.

— Ух, хорошо! Бяша, чего ты крутишься? Ложись поровнее, счас все косточки тебе пропарим!

Бяшка, расположившись наискосок полка, расслабилась, и Варвара принялась охаживать её веником. Да, наискосок… потому как вдоль девочка уже почитай и не влезала. Незаметно так за зиму догнала Ивана в росте — а росту в отце-то все шесть футов.

— Я вот думаю, и до какой поры ты расти-то будешь, Бяша, а?

— Откуда же мне знать, ма? Вот как вырасту аршин до четырёх!

— Ой-ой!

— Вот и я думаю, «ой-ой!»

Бяшка повернулась на спину, открывая матери живот и грудь. Грудь у девочки до сих пор была плоской, и нельзя было понять, нормально это или нет. Пара торчавших сызмала розовых сосков явно свидетельствовала, что Бяшка относилась к млекопитающим, однако кто его знает… может, у них, как у кошек, молочные железы набухают только во время кормления младенцев? Тем более ничего нельзя было сказать насчёт наличия