Найдёныш - Павел Сергеевич Комарницкий

— Ой, не могу! — тунгуска присела на самую нижнюю ступеньку. — Упарилась, однако… Пойду, Вара.

— Давай-давай! Ванятку своего потом помоешь, как приостынет банька… тут жарко ему, заревёт враз… Да окатись водой-то, чего ты, вон на заднице лист банный прилип!

Неся перед собой уже здорово выперший живот, Асикай проследовала на выход. Опыт Бяшки оказался вполне удачен, и сейчас в семействе Охчена ожидалось новое прибавление.

— Ма, я всё время думаю… а может, я и не с Марса?

— Ну, чего я могу тут сказать… это к отцу, с такими вопросами… а почему так решила?

— Вот смотри — Марс же дальше от Солнца, так?

— Ну, вроде…

— Не вроде, а да. Значит, там ещё холоднее, чем тут. Так я бы должна быть вся шерстью заросшей, как лошади наши!

— Ох, Бяшка, Бяшка… — засмеялась женщина. — Вон обезьяны в джунглях живут, там жарко, а обезьяны-то все в шерсти. А мы тут, к примеру, в Сибири, голокожие. Нет, как говорит отец, это не доказательство.

— Ладно… — Бяшка соскочила с полка. — Ладно, с шерстью, не доказательство. Однако вон на Марсе полярные шапки есть? Есть, их в трубу подзорную даже видно! Значит, и зима. И морозы. А я же совсем морозным воздухом дышать не могу. Как хватану полной грудью. Та враз дыхание спирает…

Пауза.

— Я вот чего думаю, ма… Наверное, не с Марса я, а с Венеры. Там должно быть жарко, везде как в джунглях. И никаких морозов.

Закончив изложение потрясающе смелой гипотезы, богиня Огды щедро окатилась холодной водой.

— Ух!

— И тут что-то не сходится, Бяша, — Варвара Кузьминишна присела на нижнюю ступеньку, отдыхая от банного жара. — Вот ты сейчас холодной водой легко так окатилась, и только лишь «ух!». И голоногая бегаешь почитай до заморозков. Не мёрзнешь.

— Положим, на месте стоя, мёрзну, — засмеялась Бяшка. — Только я же долго-то не стою. А на бегу как замёрзнешь? Когда хорошо бежишь, даже жарко становится.

Она вдруг остро взглянула на мать.

— Ма… я давно хочу тебя спросить. Да всё не решаюсь. Тебя устраивает, что кроме меня у вас с отцом детей нету? Один найдёныш — не мало?

Варвара задумчиво изучала лицо найдёныша. Вот как… вот так, значит…

— Не знаешь ты, Бяша… каково это… хоронить своих детей…

— Ты сейчас неправильно делаешь, мама, — девочка легко отмела примитивную женскую хитрость. — Ты хочешь вызвать во мне чувство неловкости, чтобы я замолчала. Не говорила об этом. И вновь загонишь этот вопрос вглубь. А время идёт, ма.

— Я… с той поры… не могу больше иметь детей, — неожиданно для себя самой призналась Варвара.

— Ты не можешь? Или папа?

— Ну знаешь, Бяшка!.. — возмутилась было женщина, однако нахальная девчонка не дала закончить.

— И снова ты неправа, ма. Ну не пытайся ты уже заткнуть мне рот. Так ты или папа?

— Вот у него и спроси!

— Ой, ма, я тебя умоляю… Ладно, спрошу по-иному. Как часто он тебя ебёт? — вконец распущенная девчонка просто и естественно употребила вконец неприличное слово.

— Бяшка!.. — окончательно рассердилась Варвара.

— Мама, не надо злиться на меня. А надо просто подумать, холодно и спокойно — достаточно ли, когда муж ебёт лишь раз в неделю?

— Ой, ну и дурочка же ты, Бяшка! — захохотала Варвара. — Да ведь мы с Иваном уж двадцать два года живём! За такое-то время многие мужья и смотреть на жён без отвращения не могут. Приелось ему, обычное дело.

— Неправда. Любит он тебя.

— Да знаю, что любит, а вот приелась. Тем паче не девушка-бутончик я уже, на каких мужики без ума западают. Взрослая уже тётка, не молодка даже, под сорок годков.

Женщина вздохнула.

— Так уж устроены мужики, Бяша… здесь, на Земле, по крайней мере.

Теперь девочка облизывалась часто-часто — едва высовывающийся наружу кончик языка так и сновал меж губ.

— Дурочка, говоришь… Вон Илюшку в детстве в чуме простудили, так у него и вовсе писун не торчит. И он доволен, не огорчается… Лёгкий он парень.

Пауза.

— Если ты поговоришь с папой… ну… хорошо поговоришь… я попробую вам помочь. Обоим. Вон с Аськой же всё получилось.

Теперь небесная пришелица смотрела пронзительно и мудро. Как настоящая богиня Огды.

— И если всё же случится так… что отловят злые люди чёрта, которого вы тут держите, отнимут у вас… вам с папой будет чем жить.

Варвара молча сползла с приступка, вставая на колени.

— Ну вот… — огорчение Бяшки было явно непритворным. — Ма, ежели и ты ещё заорёшь «Оооо! Огды!», я ну не знаю что сделаю! Водой холодной окачу, честное слово!

…

— … Чего-то не шибко идёт торговля у Корней Евстафьича, — Илюшка, ехавший на сей раз впереди, то и дело озирался.

— С чего ты решил?

— Сам гляди, Вана Ваныч. Уже совсем близко от фактории, а трава на тропе почти целая. Совсем мало ходят сюда.

Полежаев хмыкнул.

— К фактории не только с этой стороны подход есть.

— Э… с этой, с той… Сё равно мало ходят! Прошлый год вся тропа чёрная была, однако…

За зиму Илюшка окончательно усвоил сложную русскую речь, с падежами и склонениями-спряжениями, и теперь говорил на ломаном лишь когда хотел попридуриваться. Охчен в общем-то тоже мог говорить почти без запинки… вот только говорить он не любил, как и десять лет назад. Молчал больше.

На сей раз полежаевский караван вёз, помимо настрелянных за зиму шкурок, целых пять трёхлинеек, оставшихся от убиенных варнаков из банды Сеньки Когтя. К чему держать на маленькой заимке целый арсенал? Реализация излишков вполне могла сэкономить немало червонцев. Особенно если шкурки в цене опять упали, а патроны-винтовочки, напротив, выросли.

Тайга расступилась, открылся вид на факторию. Ворота торгового заведения были плотно закрыты, рядом не стояли ни олени, ни лошади. Железные решётки на окошках и полуприкрытые на одну створку ставни дополняли ощущение гостеприимства.

— Стой! Кто такие?! — совсем молодой, ещё ломкий голос донёсся из чердачного волокового окошка, и только тут Полежаев увидел торчащий из того окошка винтовочный ствол.

— Ой-ой… — Илюшка перекрестился.

Помедлив, Иван Иваныч выдвинулся вперёд, ощущая под ложечкой противный холодок.

— Что-то больно приветливо тут нынче встречают гостей, я погляжу. Здоров ли Корней Евстафьич?

— Петька! — раздался со двора голос купчины. — Полежаев это, Иван Иваныч. Отбой тревоге!

Ворота, заскрипев, приоткрылись на одну створку. Ой-ой… вот уж воистину ой-ой…

— Кто-то так шибко напугал тебя, Корней Евстафьич, — Полежаев спешился, въехав во двор, огляделся. Двор пока что носил все признаки обитаемости, однако трава, прежде почти дочиста выщипываемая оленями, ожидающими очередь на погрузку, уже