Найдёныш - Павел Сергеевич Комарницкий

Вообще-то это неправильно, конечно, лезть на чужой участок. Тут где-то живут злые люди. Да-да, и такое бывает в тайге — лючи и эвен живут вместе, в одном стойбище. Сами собой довольны и ни с кем знаться не желают. Чем живут? Всем живут. Кто говорит, золото моют, или там соболя бьют — видали их не раз на фактории со шкурками… Коров держат лохматых, и лошадей, будто якуты какие-то. Огороды копают, да. А кто бает, зерно растят сами — видели делянку в тайге…

А кто ещё говорит такое — будто чёрта они себе завели. И тот чёрт им даёт золотые червонцы. Оттого и злые все, нелюдимые. В гости никого не зовут и сами не ходят. Нет гостей — никто ихнего чёрта не увидит, однако…

Охотник ухмыльнулся. Вот чего водка с эвен творит… Болтают, конечно. Чёрт, поди, не собака и не корова, чтоб его вот так взять и завести. Хотя, с другой стороны, зачем бы этим людям ставить на крыше чёртов оберег вместо честного православного креста? Оберег этот издали видать, шибко вертится на ветру…

Собака, бегущая чуть впереди, вдруг подняла шерсть на загривке, но не зарычала — едва слышно заскулила, виновато-жалобно так… Тунгус, подойдя, чтобы разобраться, стремительно наклонился, даже на корточки присел, разглядывая след. Не доверяя вконец глазам, снял рукавицу, осторожно тронул след пальцем. Вот это да… а он-то думал — врут люди, спьяну болтают…

Отпечаток не мог принадлежать ни одному здешнему зверю. В двух аршинах чернел другой, свидетельствовавший явно и неоспоримо — этот неведомый зверь ходит на задних лапах, обутых к тому же в странного вида торбасы. Собственно, не шёл неведомый зверь, а бежал, ровно и уверенно нагоняя волчью стаю, идущую вслед сохатому. Похоже, не придётся нынче покушать серым…

Тунгус вдруг взмок, дрожащими руками стянул с плеча винтовку. Собака-то, даром что дура против человека, а враз сообразила, что к чему — вон как скулит, и шерсть дыбом. А он чем занимается? Соболя искать намерен? В местах, где гуляет сам чёрт?

Развернувшись, охотник торопливо двинулся прочь, хлопая на ходу короткими широкими лыжами. Нет уж, нет уж, не надо нам такой охоты!

…

Волки держались кучно, сильно облегчая задачу. Если бы вожак почуял угрозу, стая бы, верно, прекратила свою охоту и рассыпалась — пойди-ка сыщи в бескрайней тайге! Но ветер дул в лицо, и волчий вожак покуда ничего не чуял.

А когда почует, будет поздно.

Бяшка бежала ровно и уверенно, не набавляя темпа. Длинные вязаные штаны, заботливо сработанные мамой из тщательно вычесанной, самой мягкой шерсти почти не мешали, тем более соболья душегрейка. Вот массивный «кольт» на бегу ощущался, что да то да. Отец потратил уйму времени, чтобы изладить кобуру, удовлетворяющую потребностям бегуньи, но даже последний, вообще-то вполне приемлемый вариант — нечто вроде рюкзачка с опояской — не давал забыть, что в заряженном пистолете два с половиной фунта железа.

Размашистые лосиные следы начали прерываться — сохатый пытался отбиваться копытами на бегу. Так… похоже, это здесь…

На маленькой полянке готовилось волчье пиршество. Поваленный лось уже не дышал. Застигнутые врасплох стремительно ворвавшимся противником, звери замерли.

— Вы умерли, — сообщила волкам Бяшка.

Вожак, оскалив зубы, зарычал. Чтобы отогнать голодного волка от свежей добычи… да пусть хоть богиня, хоть сам чёрт! Мясо — это жизнь! И ружья у двуногой твари нету…

Повинуясь бессловесной команде, сеголетки двинулись вперёд. Вот так… стаей на одного — не страшно. Совсем не страшно. Пусть хоть на чёрта! Тем более что нету ружья.

Достав из-за спины «кольт», Бяшка взвела курок и ещё успела ощутить испуг и ярость вожака, и волчицы-атаманши — ой, как просчитались насчёт ружья-то…

Бах-бах! Бах-бах-бах-бах! Ба-бах!

Семь патронов в обойме и один наготове в стволе — хватило всем, кроме атаманши. Матёрая волчица, осознав, что семейству её пришёл конец, не побежала. А может, ощутила внутренним звериным чутьём своим, что пытаться убежать от ЭТОГО бессмысленно. В три прыжка одолев оставшееся расстояние, серая хищница рванулась в последнем отчаянном усилии — сбить с ног всем весом, свалить двуногую тварь, вцепиться в горло погубительнице семьи, а там будь что будет!

Удар был настолько стремительным и страшным, что волчья атаманша едва заметила мелькнувшее острое копыто, обтянутое жёсткой кожей сапожка. Ничего похожего на лосиное отчаянное ляганье — мощные, но медлительные удары наотмашь. Удар грозной богини Огды был прямым и точным, как дуплет из ружья в упор.

Волчица лежала на окровавленном снегу, бессильно дыша раскрытой пастью. Дышать было очень больно и трудно. И совсем не чувствовались задние лапы. Всё, что оставалось — лежать и смотреть.

Вставив новую обойму, Бяшка обошла поле сражения. Папа был прав — свинцовая пуля сорок пятого калибра, без оболочки, зато с надрезами била не хуже ружейного «жакана». Добить пришлось всего двух сеголетков, отчаянно визжавших и скуливших.

Когда грозная богиня подошла к валявшейся подобно рваной тряпке атаманше, волчица утробно зарычала. В глазах зверюги горел непримиримый огонь, лишь чуть затуманенный адской болью.

— Ну и дура, — Бяшка, отжав взведённый курок, поставила оружие на предохранитель. — Ладно, не стану тебя добивать. Полежи и подумай напоследок над своим поведением.

…

— Ровнее, ровнее клади!

— Куда ровнее, Вана Ваныч?

— Глянь, вот здесь куча, и здесь навалено. А тут пусто почти.

Иван Иваныч в досаде сплюнул, присел на колоду, отдыхая. Вот интересно, какому учёному умнику пришло в голову, якобы подсечно-огневое земледелие самое примитивное? Тот умник, верно, французские булочки кушал готовыми. Это как раз там, в России, земледелие примитивное — вспахал, посеял, заборонил… да тьфу и растереть! А вот попробуй-ка раскорчевать участок в тайге, да нарубить дровишек, да разложить как положено…

Трое мужчин старательно таскали хворост, устилая им делянку, намеченную к обработке. Ошибиться тут было нельзя — на мощном костровище образуется бесплодная плешь, слабый огонь не прогреет землю.

Ранний огневой прогрев позволил отшельникам в полной мере воспользоваться бяшкиной идеей насчёт беспашенного посева. Всходы получались дружные и мощные. В то время как в затенённых местах в тайге ещё доживали свой век сугробы, полежаевские делянки радовали глаз изумрудной зеленью. Риск морозобоя, конечно, присутствовал — в начале мая заморозки на Тунгуске случались порой неслабые[9]. Однако стойкие ячменные росточки всякий раз выдерживали… кстати, тоже в основном заслуга Бяшки. Сроки сева, как, впрочем, и прочих огородных работ отныне грозная богиня Огды определяла самолично, и вот