Перекресток возможностей - Л. Нил Смит

в Царя-Колоду [62]: был еще один президент-индеец, Оцеола; Гарриет Бичер [63] была сама себе Первой леди; в 1880 году был избран франко-канадец китайского происхождения — вот вам и «Желтая угроза», mes enfants! [64]

То тут, то там всплывают странные знакомые детали: чикагский пожар и землетрясение в Сан-Франциско; Джефф Дэвис и Джеймс Монро; никарагуанский канал; первый атомный реактор в Чикаго, но в 1922 году! Цветной телевизор появился в 1947-м, а дирижабли оставались важным видом транспорта. Есть что-то похожее на Первую мировую войну, но ни следа Испано-американской войны, Второй мировой, Кореи, Вьетнама или Новой Гвинеи. И ничего о Карле Марксе, социализме или коммунизме; европейские бунты 1840-х годов называют «галлатинистскими». Люди впервые ступили на Луну — с женщинами рядом — в 173-м Г.С. — 1949 году! И Северная Америка вела ожесточенную войну с Россией в 1957 году. Царь был наконец свергнут.

Царь?

ВТОРНИК, 14 ИЮЛЯ 1987 ГОДА

— Что ж, — сказал я, потягивая свой «КАЛИФОРНИЙСКИЙ ДЕСЯТИЗВЕЗДОЧНЫЙ» — 100 ПРУФ [65], — в школе я слышал совсем не это! — Мы сидели на боковой террасе, это была моя первая вылазка на свежий воздух. Послеполуденное солнце весело сияло, и я только что впервые поглазел на дирижабль, привидение длиной в милю из титана и эктоплазменного майлара, летящее над Скалистыми горами со скоростью триста миль в час. Жизнь казалась довольно хорошей, как и компания. Телеком наполнял сад Эда прекрасной музыкой.

Капитан Форсайт, глава охранного контингента, был старым другом Эда, седым, поджарым типом в сером «лава-лава» [66] в елочку и длинном черном сюртуке — вполне в стиле конфедератских охранников по найму, и ничуть не смешно, как только замечаешь широкий кожаный оружейный пояс и тяжелый автомат, пристегнутый к его талии.

Не то чтобы он был без своих маленьких особенностей. Он девятнадцатилетний ветеран службы охраны «Профессиональной Защиты», чемпион Большого Лапорта по боевой стрельбе из пистолета, и «понюхал пороху» [67] во время Антарктической войны. Пара теплых и лукавых карих глаз компенсировала жуткий шрам, идущий вдоль его левой щеки. Он играет в джин на жизнь, а на смерть, но только не при исполнении.

Ах, да. Еще он шимпанзе.

В свой первый день здесь я смутно отметил, как мне показалось, необычно большое количество карликов — мутантов. Теперь я знал лучше. Половина отряда Форсайта состояла из шимпанзе (и не говорите «обезьяны» по той же причине, по которой не говорят «спики» или «узкоглазые» [68]), в комплекте с оружием, дубинками и кукурузными мозолями.

Я вспомнил, как в моем мире обнаружили, что приматы не могут говорить только потому, что их голосовой аппарат для этого не приспособлен. Мы только-только начали обучать их языку жестов. Здесь это началось на сто лет раньше, может, потому, что взгляды Дарвина были приняты более благосклонно, или, может, потому, что конфедераты рассматривают инновации как благословение, а не как угрозу. Или, может, потому, что они не потратили так много времени и усилий, столько полезных жизней, на войны и экономические катастрофы. Так или иначе, наука и философия здесь никогда не были отдельными дисциплинами. Любая тварь, способная оперировать более чем парой сотен слов, — человек. Его убийство становится убийством.

Как только они поняли расклад, шимпанзе, гориллы, пара других видов ринулись в бой и начали пользоваться своими правами. Это не вызвало такой враждебности, как могло бы дома: здесь слишком много работы, и слишком мало умов и рук, чтобы все это сделать. Здесь рады любому, кто может потребовать себе место и нести свой собственный вес: свобода и независимость не синонимы. Когда я впервые упомянул здесь о «правах на пособие», в ответ я получил лишь разинутые рты.

Не имея устной речи, приматы носят устройство, которое переводит крошечные мышечные движения — подсознательные жесты — в звук. Как и в случае с почерком или телеграфным стилем, у каждого «голоса» есть своя индивидуальность: естественные различия в строении костей, развитии мышц, возможно, даже в характере. По-настоящему опытные артисты Телекома используют по речевому устройству на каждом запястье — совершенно новый поворот в чревовещании.

Галлатин и Спунер верили в это: любое существо, способное мыслить, есть, Ч.Т.Д. [69], «народ». Здесь спокойно ожидают, что однажды появятся компьютеры с правами — и им тоже будут рады.

— Так как же все было в твоем мире, Уин? — спросила Кларисса. — Я слышала урывки, но капитан Форсайт еще ничего из этого не слышал. — На ней было длинное, простое платье в стиле ампир цвета сельдерея, которое она считала повседневным, с белым крестом в круге на левом плече — символом ее профессии.

Я пожал плечами. — Не могу сказать точно. Все кажется более-менее нормальным, вплоть до «Восстания из-за виски». Но в моей истории Джордж Вашингтон так и продолжал получать содержание.

— Так что случилось со стариной Альбертом? — У Люси в руке был стакан вдвое больше моего, но по ней это не было заметно. Ее чудовищный «Габбет-Фэйрфакс» висел на витиеватом плечевом ремне, похожем на бандитский патронташ. — Какого черта он струсил?

— Хотел бы я знать. В моем мире Галлатина почти не помнят. Единственная причина, по которой я о нем вообще слышал, это… — Я показал им монету, которую снял с Мейсса.

Форсайт отложил мой сорок первый калибр — он был очарован: револьверы здесь вышли из употребления девяносто лет назад — и осмотрел золотой диск.

— Обычная золотая унция. Что в ней такого необычного… кроме того, что я вечно вижу их недостаточно? — Он рассеянно почесался и потянулся к соленым орешкам.

Эд криво усмехнулся. — Она появилась на той стороне. В мире Уина. Людям там не разрешено владеть золотом. Они используют бумагу вместо денег!

Я скорчил гримасу. — Я все еще не понимаю вас, народ. Вы все — кучка чокнутых, как те пропертарианцы. Только в этом обществе всем заправляют анархо-капиталисты!

— «Не понимаю» — это мягко сказано, Винни, мальчик мой, — сказала Люси. — Здесь никто никем не «заправляет»… кроме своего собственного бизнеса! А для тех, у кого другие пристрастия… — Она похлопала по кобуре на бедре.

Форсайт сморщил верхнюю губу и взвизгнул от смеха. Эд сокрушенно ухмыльнулся. — Люси — последняя из вымирающей породы: революционерка, которой больше не против чего бунтовать. Взорвала половину Зимнего дворца, чтобы добраться до Царя, если верить ее рассказам…