Однажды я стала принцессой. Книга 1 - Плутос

– Если честно, то я и сам потерял мать в совсем раннем возрасте, пусть и не так рано, как вы, принцесса Атанасия. – Эти слова, раздавшиеся из-за портьеры и произнесенные спокойным тоном, заставили меня прислушаться. – Моя мама была одновременно кормилицей его величества. Так что, можно сказать, что мы с ним молочные братья.

Только теперь я начала понимать, почему Клод так благосклонно относился только к Феликсу. Выходит, все потому, что тот был сыном его кормилицы. Вот это открытие! Оказывается, такая причина показалась Клоду достаточно веской для того, чтобы отнестись к человеку с добротой и терпением. Тогда, может, и мне от тебя что-нибудь перепадет?

– Если совсем откровенно, то в детстве я немного злился на свою матушку. Ведь она гораздо больше времени нянчилась не со мной, а с его величеством.

Вот это да! Так, значит, Феликс в самом раннем детстве, был лишен общества собственной матери из-за Клода. Несомненно, он заслуживает того, чтобы тот хорошо к нему относился.

– И сразу после ее смерти…

Вообще-то, я даже представить себе не могла Клода в детстве. Он, наверное, с самого рождения был суров и угрюм.

– Я постоянно всем говорил, что совсем по ней не скучаю. И, правда, еще года три я действительно не ощущал утраты. Я не мог почувствовать, что ее нет рядом, ведь и при жизни я ее почти не видел.

Мне показалось, я понимаю, почему Феликс вдруг решил рассказать о своей матери. Но все же я продолжала слушать, не решаясь прервать его на полуслове.

– Но вот однажды мне на глаза попалась вышивка на платке, который я всегда ношу с собой… Я вдруг увидел свое имя, некогда вышитое рукой моей матушки… – Феликс говорил спокойным тоном, но, похоже, ему требовалось для этого много усилий. – В это трудно поверить, но из глаз хлынули слезы.

Я смущенно провела рукой по волосам Клода – на ощупь они оказались мягче, чем я думала. Я не знала, стоит ли мне знать о таких личных подробностях жизни императора и его рыцаря.

Конечно, Феликс сам решил мне обо всем рассказать, и я вовсе не собиралась углубляться в эту тему… Вот только не устроит ли Клод мне взбучку, если узнает, что я слышала кое-что о его детстве?

– Мне казалось, я так ненавидел свою мать. И все же, после ее смерти я очень горевал, несмотря на то, что едва помнил, как она выглядит. Пусть у нас осталось мало совместных воспоминаний, но она была моей матерью.

Если честно, рассказ Феликса не сильно меня тронул. Мне жаль это признать, учитывая, что он доверил мне свою тайну. Но в то же время у меня не было даже таких родственников, которых можно было бы возненавидеть.

Конечно, когда я была совсем маленькой, то мечтала о том, чтобы и у меня были мама и папа… Но, повзрослев, я вовсе забыла об этом. Позже я даже перестала злиться на них за то, что решили от меня избавиться. Чтобы так ненавидеть или горевать о своей семье, у человека должны оставаться на их счет хоть какие-то ожидания.

Но что бы я сейчас подумала, будь я и вправду принцессой Атанасией? Что, если бы я, ни разу не видев лицо своей матери, с самого рождения жила в Рубиновом дворце и терпела грубое обращение, а потом вдруг повстречала Клода?

– Послушай, только это большой-пребольшой секрет. – Для пущей важности я заговорила шепотом. – Ати вчера сказала, что не хочет видеть маму. Но если честно, то это была неправда.

– О, неужели?

Конечно же, Феликс наверняка и так все понимал, но сделал вид, что удивлен моим ответом.

– Но я не буду грустить, если так ее и не увижу. И это правда.

Хм. Я, конечно, не могу знать точно, но, возможно, Атанасия из книжки дала бы примерно такой ответ:

– Ведь у меня есть папа.

Возможно, в таком юном возрасте я и сама могла бы рассудить подобным образом.

– Мамы нет рядом, но есть папа, и мы вместе можем петь баю-бай, поэтому Ати не плачет.

Ах ты, мерзкий Клод! Мало того, что ты хорошо относился только к Дженит, так еще и жестоко убил Атанасию, которая беззаветно любила тебя! Ты у меня еще попляшешь!

– А в Рубиновом дворце у меня есть Лили, и Феликс, и горничные, и шоколадки.

А еще там нет Клода! И от этого там так хорошо! Хнык-хнык! Хочу в Рубиновый дворец прямо сейчас! Вон и гаденыш Клод уснул, забыл про меня. Может, я тогда пойду? Эй, Феликс, иди возьми меня на ручки.

– Ваше высочество Атанасия, а у вас есть заветное желание?

– Заветное желание?

– Ну, что-то такое, чего бы вам хотелось больше всего.

Ты об этом решил меня спросить? Естественно, я хочу только одного…

– В восемнадцать…

Могут ли у меня быть другие желания, кроме того, чтобы Клод не казнил меня на восемнадцатилетие? Ну, для начала хотелось бы, чтобы он не успел прикончить меня еще раньше. Хнык-хнык.

– Что, принцесса?

К счастью, Феликс притворился, будто не расслышал. А я переформулировала свою мысль так, чтобы она была похожей на желание пятилетки.

– Я хочу, чтобы папа любил Ати еще сильней.

Настолько сильно, чтобы ему и в голову не пришло меня казнить. И не важно, сколько мне лет – десять или восемнадцать, я хочу, чтобы у него даже в мыслях такого не было.

– Чтобы папа любил Ати так же, как Ати любит папу. Очень-очень сильно!

И пускай у меня к тебе любви ни на грамм, но я хотя бы не планирую с тобой расправиться. Так что и ты попробуй взглянуть на меня c точки зрения здравого смысла. Может, тогда тебе не придет в голову убить собственную дочь.

В ответ на мои трогательные слова, которые невозможно было слушать без слез, Феликс тихонько рассмеялся:

– Это желание обязательно исполнится.

Я бы тоже этого очень хотела. Дорогой Бог, сделай так, чтобы мое желание отложилось у него в подсознании, пока он спит. И пусть этот мерзкий ублюдок наконец-то оставит меня в покое. Аминь!

С этой мыслью я выдернула у Клода еще несколько волос. Глядя, как они скрутились в колечки на моей ладони, я почувствовала, что на душе полегчало, и тихонько рассмеялась.

Сразу после этого на меня вдруг навалилась дремота. Словно больной цыпленок, я стала клевать носом прямо рядом с Клодом и вскоре провалилась в сладкий сон. Должно быть, это из-за того, что прошлой ночью после ссоры с Лили и Феликсом я почти не смыкала глаз. К тому же, глядя на Клода, который мирно спал, я совсем перестала нервничать, а мои веки отяжелели и стали опускаться сами собой.

Феликс тоже как будто куда-то подевался – из-за портьеры больше не раздавалось ни звука. Да и время уже было подходящим для послеобеденного сна. Так что я опустилась на ковер и, зарывшись в мягкие подушки, глубоко уснула.

Сон будто обволакивал все мое тело, и вдруг я увидела какую-то женщину. Звук ее песни был мягким и чистым, словно лучи рассвета, скользящие по серебристому льду. Этот голос наполнял душу счастьем, но мне хотелось увидеть его обладательницу.

Совсем скоро мне удалось