Это кто переродился? Книга 4 - Сириус Дрейк

Наконец рабыни разошлись, и Кировой принесли зеркало. Себя она не узнала — так ослепительно прекрасна она была. Единственно, что портило ее облик — это глаза. Из-за недосыпа они были как у вампира, и одна из рабынь пшикнула в них какой-то ароматной водой.

Зажмурившись, Кирова выругалась. Грязно — это еще сильнее подпортило общее впечатление.

Вдруг в зеркале появилась знакомая улыбка. У нее за спиной стоял Едигей.

— Ты прекрасна, Ника, — зазвучал его голос ей в ухо, — как никогда…

И его губы сомкнулись у нее на плече. Магистр поморщилась.

— День давно прошел, Едигей. Ты обманул меня.

— Как же⁈ — удивился он. — День в самом разгаре!

Хохотнв, темник скакнул к окну.

— Видишь! Как светло! Нынче день!

— И вчера был день, — поклонились евнухи. — И позавчера. И еще неделю назад. Нынче великий день для Орды! Вам страшно повезло, госпожа Кирова. Отчего вы не хотите признать власть Великого Хана?

Едигей улыбался. Как ребенок.

— Я бы признала, но… — прошипела Кирова. — Я подданная Королевы Дарьи…

Евнух вздохнул. Едигей тоже — но с той же улыбкой.

— Печально… Выводите ее. Возможно, она одумается на свежем воздухе.

Озверев, Кирова плюнула Едигею в лицо. Он даже не поморщился. Лишь покачал головой.

Ее повели к выходу — сначала по мраморным ступеням, потом по длинному коридору, где была спасительная тень и полумрак. Наконец-то… Глаза сами закрылись.

Она очень любила этот коридор: он был длинным и в нем даже получалось немного поспать. Тело же научилось двигаться само по себе.

Увы, длилось это блаженство недолго.

— Проснись и пой, Ника, — вновь ворвался в уши голос Едигея. — Если Он увидит тебя с закрытыми глазами, нам обоим конец.

— Нам? Думаешь, мне есть дело до тебя, сволочь?

— Конечно. Ибо ты до сих пор жива только благодаря мне. Не будь меня, такая строптивая сука давно была бы казнена.

Они были уже у порога хрустальных дверей. Свет вновь коснулся ее уставших век. Ей очень не хотелось, но она страшным усилием воли переборола себя. Открыла глаза и расправила уставшие плечи. Так было надо, ибо начиналось самое страшное.

Евнухи толкнули двери, и вот вдалеке снова дворец. Они же идут сквозь кольцо тысяч кэшиктенов, личной гвардии Хана, что и днем, и ночью охраняли бесконечный хоровод полубезунмых душ, куда и вели Кирову. На нее глаза мертвецов смотрели без эмоций.

— Все же толика жизни в них, — говорил ей Едигей еще в первый раз, когда ее точно так же вели среди этих рядов, — сохранена волей Великого Хана. И смерть придет за ними тоже по его воле.

Кирова печально улыбнулась, вспомнив эту фразу. Все в этом городе жили в вечном сиянии воли Великого Хана. Даже небо приобрело рыжий оттенок — оно тут никогда не темнело.

Они миновали кэшиктенов и подошли к хороводу. Толчок в спину, и Кирову увлекла эта бесконечная волна, понесла на себе, закружила. На ее плечи и бедра легли руки. Она тоже была вынуждена обнять идущего впереди.

Тут были сотни и тысячи гостей Великого Хана: мужчины, женщины, старики и даже дети — с кожей и волосами всех цветов и оттенков. Сотен народов, покоренных Ордой.

Они все были молоды, божественно красивы, они улыбались, смеялись и вскидывали руки навстречу золотому дворцу. Их лица сверкали от пота, а из ртов исходило горячее дыхание. Шли они быстро, и Кировой приходилось идти с ними шаг в шаг. Это и было главным испытанием, ибо одно неверное движение, и она рухнет вниз, под ноги всем этим смеющимся массам.

Она терпела. Шаг за шагом. Ей нужно было пройти каких-то тысячу шагов, а потом…

Один шаг, второй… третий.

Избегая света, Магистр смотрела себе под ноги, где то и дело попадались останки тех, кто не выдержал общего темпа. Тогда она думала о чем-то другом: о своем доме, о том, как там без нее — во дворце, в Королевстве, в тронном зале, где, наверное, уже идут жаркие дебаты, как вытащить ее из западни.

Десятый… Одиннадцатый…

Кирова улыбнулась. Ага, как же! Половина Совета все пятнадцать лет ее службы только спала и видела, как бы убрать чересчур рьяную Магистра с дороги. Другая половина думала о том же — но им нужно не просто убрать ее, а еще, должно быть, смести всю Инквизицию, вернув старые порядки, когда аристократия вертела Короной как хотела.

Сто пятнадцать… сто шестнадцать…

Как там принцесса Марьяна? Ох, должно быть за те дни, что Кирова считает эти глупые шаги, ее точно возьмут в оборот те, коих они с Дарьей Алексеевной всячески пытались приструнить — Волгины, Державины, Орловы, Илларионовы, Верховенские и остальные дворянские рода, что из кожи вон лезут, дабы забраться повыше. Желательно на трон, конечно же.

Сто сорок девять… пятьдесят…

А еще этот Обухов… Темная лошадка, о которой она не знала, что и думать. Должно быть, их с Марьяной связывает нечто очень близкое, раз она так за него держится. Глупая, по социальному статусу он по-прежнему никто, и ни Волгины, ни Державины, ни, тем более, Орловы, никогда не примут его как равного.

Такого же охочего до власти ублюдка.

А сам он? Разве не такой? Нет, с каждым днем, что этот парень попадался ей на глаза, она все меньше верила, что его преследует желание стать влиятельным аристократом.

Двести… двести один…

Но что же? И кто этот Обухов? Да, он чем-то напоминает Василия Олафовича в юности, но даже будь он бастард, как предполагал Лаврентий, — и что с того? Прав на престол у Обухова нет, по крайней мере, пока жива принцесса Марьяна. А избавляться от нее он совсем не спешит…

Даже наоборот. Старается ради нее, а сам… Все рычит, вздыхает и явно мучается во дворце. Словно такое высокое положение ему в тягость.

Тысяча двести пятьдесят четыре… тысяча двести пятьдесят пять…

Должно быть, он агент Королевы. Она точно ведет какую-то свою игру, в которую ее величество словно и не собирается посвящать Магистра. Даже ее внезапный уход в тень — явно часть этой игры. Но как с этим связан Обухов? Ох, голова начинает болеть, как много загадок…

— Не могу… не могу… — вдруг кричит кто-то сквозь смех, слезы и песни. Кричат спереди, и вдруг Кирова видит глаза, полные слез. — Я больше не могу!

Но никто не помогает этой чернокожей бедняжке. Кроме Кировой:

— Терпи! Терпи, дура! — шипит она и прижимает ее к себе: — Еще каких-то десять шагов!

— Вы поможете мне?.. Я не знаю