На грани прошлого мира - trurle

- Оливия. Бросай мусор. Да не туда же!

Первый бросок был вверх по склону, так что через секунд двадцать мешок прикатился обратно. И Оливия снова его бросила, опять в том же направлении.

- Оливия!

- Не мешай. Я смогу победить! Два!

Я пожал плечами и принялся выбрасывать остальные мешки.

- Три! Четыре! Пять! - Мусор продолжал возвращаться.

Я вытянул закоченевшими пальцами рулетку из кармана и полез с обломанному приточному воздуховоду. Да, как я и предполагал. Влезет как раз два сегмента из соломинок.

- Семь! Восемь! - Олвия всё ещё метала несчастный мусорный мешок с упорством, достойным лучшего применения.

Я ещё раз внимательно огляделся, насколько доставал луч налобного фонарика. Нет, ничего нового. Разве что будто обглоданный известняк стал чуть почище.

- Оливия, мы возвращаемся!

- Девять! Попала!

На этот раз мешок не вернулся. А дочка, сияя улыбкой до ушей под маской, полезла в шлюз.

- Оливия, а что ты, собственно, сейчас делала?

- Тренировала броски при низкой силе тяжести! Там наверху острый уступ, я сумела попасть и порвала мешок! Правда, круто?

- Круто. Ты молодчина! - В такие моменты я остро чувствую свой возраст. Мне в голову и не пришла бы такая игра.

- А то. - Оливия гордо вздернула нос.

Мы забрались обратно в шлюз и затем долго и муторно сидели, ожидая очистки воздуха, причем Оливия устроилась у меня на коленях. Не то чтобы были другие варианты. Сам же ужал объем шлюза до самых пределов практичности. А Элен с Лиамом эту нашу вылазку совершенно проспали. Кстати...

- Оливия, а ты не смотрела вверх?

- Нет. Там что-то такое мерзкое... как медуза на полнеба. Даже на тот уступ было сложно смотреть. Слишком близко к ней.

- Медуза?

- Ну или червяк. Или вообще летающая какашка. Я не смотрела, честно.

- Понятно...

Понятно, что ничего не понятно. На Элен эта аномалия с небом действует слабо, на меня с Оливией - сильно, но по-разному. Имеет ли это отношение к нашим синхронным приступам тошноты и головокружения? Неизвестно. Но если воспользоваться логическим приемом скальпеля Оккама - надо предполагать, что это две стороны одного и того же феномена.

Мысли соскользнули с неразрешимой загадки на более практические планы. Что надо сделать на следующей неделе? Ну, первой очередью - снижение потерь тепла. Это означает теплообменник. Иначе всё остальное превратится в сплошную битву с холодом, которую, судя по скорости падения температуры, мы проиграем за считанные дни. Второе - электрические нагреватели. Ими можно уже стабилизировать менее экстремальные условия. Причем не сколько их теплом, а тем, что они будут больше нагружать генератор, а значит тот будет выдавать больше горячих газов в теплообменник. Заодно можно будет наконец приготовить нормальную горячую еду. И чай! Готов палец отдать за кружку чая! Третье, и самое важное. Надо разбираться, что происходит снаружи. Очень уж сильно нервирует эта постоянная темнота. Потребуется как-то ориентироваться на ставшей совершенно незнакомой местности, в кромешной тьме. Иначе от бункера не отойти дальше, чем достает луч фонарика. Вот этой задачей следует озадачить Элен. Уверен, она что-нибудь придумает.

Воздух наконец очистился, и началась моя плановая каторга. Между высокотемпературной секцией, сделанной из зверски раскуроченного холодильника, и низкотемпературным "пучком соломинок" следовало согнуть из остатков листа жести и толстых соломинок для напитков с тапиокой очень сложный разделитель потоков. Почему он сложнее того, что на холодном конце теплообменника? Просто потому, что сложные, склонные ломаться элементы, надо держать в бункере. Если ещё больше закапывать ся в причины, потому, что у меня маловато веры в стабильность окружающей среды. И так уже творится необъяснимая чертовщина.

Итак, внутренний разделитель потоков. Вставляем соломинки для тапиоки в раструбы трубок горячей ступени, не забывая обмазывать силиконовым герметиком. Кстати, пачка этих соломинок у нас есть, а вот тапиоки среди запасов я что-то не видел. Как проснется Элен, надо будет её спросить.

Затем вставляем электрический вентилятор в кольцо, образованное этими самими трубочками. Именно он и будет обеспечивать противоток внешнего "воздуха". Сам он не потечет. Прихватываем на пластмассовые хомутики к трубочкам. Горячий клей в этой зоне использовать пока опасно, трубочки могут быть еще горячее пятидесяти градусов, при которых он плавится.

Теперь большая картонка, оставшаяся от строительства туалета. В ней прорезается одна большая дыра для вентилятора, и шесть дюжин маленьких - для соломинок. Без помощи Элен работа очень медленная и ответственная, но ничего не поделаешь. Затем копируем форму картонки, только без отверстия для вентилятора. Она будет задней стенкой разделителя потока. Следовало бы сделать эту часть из жести, но лист уже почти кончился.

- Папа, я съем эту тушенку!

- Пожалуйста, Оливия.

- Папа, а вторую банку съесть можно?

Я оторвался от сегментного ножа для бумаги и картонки, и несколько недоуменно уставился на дочь. Двенадцать лет... ах да, растущий организм и холод. В меня бы две банки не влезло бы.

- Пожалуйста. - Я ответил несколько неуверенно и вернулся с прорезанию дырок.

- Папа, а на третье банку макрели в бобовом соусе можно?

- Оливия, а тебя не стошнит?

- Ну, немножко подташнивает. Но есть хочется больше.

- Значит, нельзя. Оливия! Я кому сказал, немедленно положи банку!

Я опоздал. Оливия успела поддеть колечко пальцем и взломала крышку.

- Отложи...

Поздно. Оливия успела подставить рот и одним глотком выдула, наверное, половину бобового соуса.

- Если уж так, доедай.

Я смирился с неизбежным. Вот почему у всех дети как дети, а наши не слушаются взрослых? Наверное потому, что те, кто слушался, имели родителей, верующих в несомую по сети ложь о стабильности и прогрессе. И все они теперь размазаны тонким слоем по каменистой пустоши...

- Доброе утро! - Я заметил краем глаза, как просыпается, потягиваясь и страдательски морщась, Элен.

- Доброе...что то там. Сегодня какое число?

- Юбилейное! Ровно неделя с катастрофы! Элен, поздравляю!

- Гео. Когда ты начинаешь говорить таким бодрым голосом, наполовину проснувшейся жене хочется стукнуть тебя чем-нибудь потяжелее!

Я промолчал, мысленно усмехнувшись. Элен у нас "сова", быстро перевести её в рабочее состояние - настоящее искусство. И метод, который я сегодня использовал, относительно безопасный. Твердо знаю, что несмотря на все угрозы, Элен в этот момент совершенно безопасна - раздражение сейчас сражается в её голове с сонным туманом, и хотя оно победит, жертвами этого столкновения станут все воспоминания за последние минуты.