Возвращение в Петроград - Влад Тарханов

— И еще необходимо обсудить участие в совете вдовы Николая, Алис. — а вот это, по мнению Марии Фёдоровны, добрейшая Ксения брякнула зря!

— Александра Фёдоровна, пребывая в нервном расстройстве от смерти супруга, изъявила желание отринуть мирскую жизнь и уйти в монастырь, посвятив себя служению Господу нашему! — сообщил Михаил и размашисто перекрестился.

А вот эта новость произвела эффект взорвавшейся бомбы! Мария Фёдоровна ни на секунду в услышанное не поверила, поскольку буквально перед этим присутствовала при показательных истериках новоявленной вдовствующей императрицы. И тут такие перемены!

— И где же она? в Гатчине? Прощается с детьми? — решил уточнить Георгий Михайлович.

— Александра Фёдоровна соизволила немедленно отправиться в Самарский Иверский женский монастырь где и решила принять постриг.

— Почему туда? — удивилась Ксения.

— Вдовствующая императрица хорошо знает игуменью Серафиму[4], посему выбрала именно эту обитель.

Пётр отвечал совершенно спокойно и хладнокровно. Он точно знал одно: до Самары вдова Николая Александровича доехать не сможет. Об этом должен был позаботиться барон Унгерн. Петру показалось, что это хладнокровный казак сделает всё, как и обещал, чисто! Конечно, возникнут вопросы у дочерей и царевича, тьфу ты, царя Алексея! Но вопросы вопросами, а время требует решительных мер! И делиться реальной властью Пётр ни с кем не намерен! Ибо эти слизняки просрут Россию и скажут, что так и надо было! Этот семейный совет напоминал ему сборище пауков в банке, но он теперь обязан доказать, что он тут единственный, кто достоин стать царем! Ибо он и есть царь!

Михаил занял большое кресло у стола, за которым восседала вдовствующая императрица, сидел, заложив ногу на ногу, поза несколько неуважительная, но пока что никто из собравшихся тут никакого уважения у него не вызывал. Только мерзкое чувство того, что ты общаешься с какими-то слизнями, скользкими, противными, не родственники, а сборище потенциальных предателей, которые кроме собственных интересов, не видят никого и ничего.

— Мы отвлеклись от обсуждения состава регентского совета, — елейным тоном произнесла Мария Фёдоровна. — предлагаю вернуться к этому вопросу.

И тут бумаги на ее столе подскочили, а присутствующих в комнате передернуло от грохота удара Михаила по столу. Тот вскочил и проревел:

— Никакого регентского совета не будет! Регентом буду я один! Манифест об этом уже печатается и скоро будет обнародован! В полдень начнется присяга Государственной думы и Государственного совета. Вы присягнете мне как регенту и Алексею как императору здесь и сейчас!

— Я тебе присягать не буду! — гордо ответил Кирилл.

— Кто-то еще не будет? — гневно блеснули глаза Михаила.

— Я не буду!

— И я тоже!

Брата поддержали Борис и Андрей Владимировичи. Они даже встали со своих мест и подошли к вскочившему возмущенному старшему брату. образовав некий треугольник сопротивления.

Тогда Михаил взял в руки колокольчик, которым вызывали прислугу и позвонил в него. Дверь покоев тут же распахнулась, и в неё вошёл генерал Келлер в сопровождении нескольких офицеров.

— Фёдор Артурович! Проводите братьев Владимировичей в их новые покои в Петропавловской крепости. В Зимнем слишком натоплено, жар от печей ударил им в голову, братьям необходимо остудиться.

— Господа, попрошу вас следовать за нами! И без глупостей! — Келлер специально произнёс слово «господа», как бы вычеркивая Владимировичей из членов царской семьи.

— Ты еще ответишь за это, БРАТ! — гневно блеснул глазами Кирилл.

— Если будет кому отвечать! — совершенно спокойно произнёс Пётр. И вот тут Кириллу стало по-настоящему страшно, ибо он почувствовал, что ЭТОТ Михаил его раздавит, как муху, походя. И это почувствовал не только он. В покоях вдовствующей императрицы с уходом арестованных установилась мёртвая тишина.

— Кто-то еще хочет оспорить мое право на регентство? — как-то даже с ленцой поинтересовался Пётр, старательно пытаясь не замечать боль в ушибленной ударом по столу руке.

[1] Вообще-то фамилия при рождении у будущего генерала была Шкура. Он и по жизни повел себя в соответствии с фамилией. Как продажная шкура. И его служба Гитлеру — это вершина его шкурного предательства Родины.

[2] Первым сыном Владимира был Александр, который умер во младенчестве. Кирилл второй сын, но сейчас он был старшим из Владимировичей.

[3] Речь идет о генерале-адмирале, великом князе Алексее Александровиче, которому Россия, по мнению многих историков, обязана Цусимой.

[4] Серафима (Миловидова) игуменья Самарского Иверского женского монастыря с 1908 года и до его закрытия. После революции монастырь был преобразован в швейную артель и разграблен.

Глава двадцатая

Выясняется, что дать людям хлеб важнее, чем зрелищ

Глава двадцатая

В которой выясняется, что дать людям хлеб важнее, чем зрелищ

Петроград. Зимний дворец.

26 февраля 1917 года

Петра разбудили рано утром. И дураку станет понятным, что не из-за хороших новостей. Голова регента раскалывалась — вчера был весьма насыщенный и тяжелый день. И не только из-за того, что шло принятие присяги новому государю и регенту. Ой, извините, в таком случае, лучше рассказать всё-таки всё по порядку. Присяга семейного совета Романовых прошла как по нотам. Скорее всего, многие из них держали фигу в кармане, но пока что никаких активных действий от этой камарильи ожидать не стоило. Слишком сильное впечатление произвела на них решительное решение вопроса с Владимировичами. Да и то, что Михаил как-то сумел решить проблему с Александрой Фёдоровной, Романовы тоже держали в уме. Есть вещи, о которых не говорят, но которые подразумеваются сами по себе. А далее был опубликован Манифест о смерти Николая II и объявлен царем малолетний Алексей II, единственный сын покойного императора. В том же документе указывалось, что согласно завещанию императора регентом при Алексее становится младший брат покойного государя Михаил Александрович. Надо сказать, что этот манифест вызвал в столице, да что там в столице, во всей империи шоковое состояние! Причиной смерти государя указывалась скоротечная пневмония, но мало кто сомневался, что помазанника Божьего устранили враги, и в стране начались снова немецкие, да и еврейские погромы. Ибо в смерти царя обвинили немцев, а евреи, как всегда, попали под горячую руку. Петроград плотно патрулировался войсками (кроме Первой конной армии были привлечены юнкера из училищ и несколько надежных полков гарнизона), благодаря чему погромы были пресечены в самом зародыше. Надо за это сказать спасибо оперативным мерам царских сатрапов-жандармов и городской полиции. В других городах империи было не