Литания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

концом в ствол и очистил от тонких прутьев. Покончив с этим, он выбрался из лесной темени на озаренную отсветами небосвода полянку возле стены и надежно обвязал получившуюся рогульку веревкой там, где рожки срастались воедино. Сильный бросок, и раздвоенный сук, взвившись над остриями шипов, прочно зацепился за них, стоило только потянуть веревку к себе.

Запыхавшийся, взмокший от пота, насквозь пропитавшего и рубашку, и брюки, Шелк вскарабкался на наклонный карниз и, тяжко дыша, распластался на плоском камне, узкой полоске между шипами и краем отвесной стены. Так, в неподвижности, пролежал он минут пять, а может, и больше.

Несомненно, его уже заметили, а если и нет, неизбежно заметят, как только он встанет на ноги. Да, вставать – глупость чистой воды. Переводя дух, Шелк твердил, твердил себе самому, что даже мысль о столь безрассудном поступке могла прийти в голову только такому дурню, как он.

Когда же он наконец поднялся, всерьез ожидая грозного окрика либо грохота выстрела из пулевого ружья, пришлось призвать на помощь все самообладание до последней крохи, чтоб не взглянуть вниз.

Однако стена оказалась на целый кубит шире, чем он ожидал, – ни дать ни взять дорожка в саду мантейона. Переступив через стальные шипы, украшенные зазубренными, на ощупь острыми, точно пилы, гранями, Шелк присел, сдвинул на лоб широкополую соломенную шляпу с низкой тульей, нижнюю часть лица прикрыл полой черных риз и оглядел далекую виллу с прилегавшими к ней угодьями.

От ближайшего крыла виллы его, на глазок, отделяла добрая сотня кубитов. Упомянутая Чистиком травяная дорожка, ведущая к парадному крыльцу виллы, отсюда оказалась почти не видна, однако от задней стороны ближайшего крыла тянулась к стене, упираясь в нее сотней шагов левее, белая тропка, посыпанная чем-то наподобие крылокаменного щебня. По обе стороны от этой дорожки высилось с полдюжины построек различной величины: в самой большой, очевидно, укрывали от непогоды всевозможный транспорт, а соседняя, значительно выше и уже, с узкими, затянутыми проволочной сеткой окошками в верхней части глухой стены, следовало полагать, предназначалась для домашней птицы.

Однако Шелка более всего обеспокоила другая постройка, вторая по величине. К открытой задней части ее примыкал просторный дворик, обнесенный частоколом, а поверху затянутый сеткой. Возможно, верхушки столбов частокола заострили отчасти и для того, чтоб надежнее закрепить сетку, но огражденная ими голая земля, местами поросшая едва различимыми в неверных отсветах небосвода пучками травы, внушала вполне определенные мысли. Сомнений быть не могло: это вольер для опасных зверей.

Невольно поежившись, Шелк продолжил осмотр угодий. За главным, центральным зданием виллы виднелось нечто вроде внутреннего двора или террасы, почти целиком заслоненной боковым крылом, однако разглядеть краешек каменной мостовой и цветущее дерево в керамической кадке крыло вовсе не помешало.

Над покатыми лужайками также возвышались рассаженные в тщательно выверенном, нарочитом беспорядке, деревья и даже кусты живых изгородей. Многовато, однако ж, растительности… похоже, Кровь, хоть и выстроил стену, и завел стражу, не слишком опасался незваных гостей.

Хотя, если его сторожевые псы любят поваляться в тени, незваного гостя, решившего подобраться к особняку Крови, прячась за хозяйскими деревьями, может ожидать весьма неприятный, убийственно неприятный сюрприз, а в таком случае чем меньше препятствий для быстрого, отчаянного рывка к вилле, тем лучше. Хм-м-м… что бы предпринял на месте Шелка опытный, целеустремленный грабитель наподобие Чистика?

Однако Шелк тут же пожалел об этой мысли: Чистик, ясное дело, отправился бы восвояси либо подыскал для ограбления другой дом, попроще. Как и говорил. Кровь – не обычный магнат, не богатый купец, не комиссар, разжиревший на взятках. Кровь – тоже смекалистый, ловкий преступник, причем озабоченный собственной безопасностью куда сильнее, чем следовало бы ожидать. Отчего? Видимо, у него хватает преступных тайн… или врагов, как и он сам, живущих за гранью закона: к примеру, Чистика его другом уж точно не назовешь.

Однажды, двенадцати лет от роду, Шелк в компании еще нескольких мальчишек забрался в пустовавший дом и теперь отчетливо вспомнил весь свой страх, весь стыд, не говоря уж о жутковатой, гулкой тишине безлюдных комнат и мебели, укрытой от пыли чехлами из грязно-белого полотна. Как огорчилась, как взволновалась мать, узнав об их проделке! Наказывать Шелка она отказалась: пускай-де наказание незадачливому взломщику назначит хозяин дома.

Наказания (при одной мысли о коем Шелк съежился, беспокойно заерзал, лежа поверх стены) так и не последовало, но ожидание грядущей кары повергало его в ужас неделями, месяцами…

А может быть, час расплаты просто настал лишь сегодня? В конце концов, разве образ того опустевшего дома не высился на задворках памяти, когда Шелк, препоясавшись веревкой из конского волоса, вооружившись топориком, отправился на поиски Чистика (в то время – лишь одного из смутно знакомых мирян, посещавших мантейон по сциллицам). Если б не Чистик с майтерой Мятой, если б не починка обветшавшей кровли мантейона, а главное, если б не тот достопамятный дом, куда он забрался, вдвоем с одним из товарищей взломав окно на задах… если б не все это вкупе, он ни за что не решился бы тайком пробраться сюда, в особняк Крови. Вернее, в воображаемый особняк Крови на Палатине. На Палатине, среди респектабельных, состоятельных горожан, где (теперь-то он прекрасно это понимал) такого соседа, как Кровь, не потерпели бы ни за что. Пришлось бы ему тогда, вместо этой неразумной, совершенно мальчишеской эскапады…

А что, собственно, ему еще оставалось? Снова писать слезное прошение патере Реморе, коадъютору Капитула, хотя Капитул, что вполне очевидно, уже принял решение? Добиваться личной беседы с Его Высокомудрием Пролокутором, которой Шелк пробовал, но не сумел добиться около месяца тому назад, в конце концов осознав (вернее, полагая, будто осознал) всю серьезность финансового положения мантейона? Стоило вспомнить выражение лица крохотного, лукавого протонотария Его Высокомудрия и долгое ожидание, завершившееся сообщением, что Его Высокомудрие отбыл почивать до утра, кулаки сжались сами собой.

– Его Высокомудрие достиг весьма преклонных лет, – объяснил протонотарий (как будто он, патера Шелк, какой-нибудь заезжий иноземец). – Ныне Его Высокомудрие так легко утомляется…

С этими словами протонотарий столь гнусно, всепонимающе усмехнулся, что Шелку ужасно захотелось врезать ему от всей души.

Ладно, допустим, обе эти возможности уже опробованы и исчерпаны, однако он наверняка мог бы предпринять еще что-либо – разумное, действенное и, самое главное, в рамках закона!

Не успел Шелк закончить эти раздумья, как из-за угла дальнего крыла виллы тяжеловесно, грозно выскользнул упомянутый Чистиком талос. На миг появившись, он тут же исчез из виду, вновь появился, замелькал, то скрываясь в тени, то выезжая под яркий свет небосвода.

Поначалу Шелку подумалось, что талос услышал его, но нет: в таком случае он двигался бы много