Гарем на шагоходе. Том 8 - Гриша Гремлинов

У некоторых, видимо, они с ластами.

— Ладно, — сказал я. — С твоей школой разберёмся потом. Плывём к берегу.

Сэша, кашляя водой, обвила шею подруги:

— Шондрочка, ты моя героиня! Кити-кити, я тебя люблю! — она чмокнула турельщицу в щёку.

— Так, вот давай без кошачьих нежностей! — постаралась отцепить её Шондра. — Ты на кой-хрен за мной попёрлась?

— Ну… я это… просто… Ой, а по мне что-то ползает, кити-кити! Ай!

Нырнув под воду, я обнаружил, что отсечённое щупальце всё ещё мёртвой хваткой обвивает талию и правую ногу Сэши.

— Барнаби оставил сувенир на память, — сообщил девушкам, вынырнув. — Сэша, не сильно давит?

Она покачала головой и ещё крепче схватилась за Шондру.

— Всё, тогда плывём, — скомандовал я. — На берегу отдирать будет удобнее.

Обратно на скалы мы забраться не могли. Пришлось плыть вдоль берега, пока не нашли небольшой песчаный пляж, зажатый между двумя утёсами. Выбравшись на мокрый песок, мы рухнули на него, обессиленные.

Немного отдышавшись, я взялся за щупальце и предупредил:

— Держись, кошка. Сейчас будет неприятно.

— А? А-а-а-ай! — завизжала Сэша, когда начал отдирать присоски. Каждая оставляла на её коже красный круглый след. — Ой, больно! Кити-кити, не надо! Мяяяя!

— Хочешь, чтобы так и осталось? — я дёрнул щупальце.

— Нет!

— Тогда терпи.

Каждая присоска отрывалась от её нежной кожи с мерзким, чавкающим звуком.

— Ш-ш-ш-ш! — зашипела Сэша, стиснув зубы. — Больно! Как будто пластырь с шерстью отдирают!

Последняя присоска оторвалась с неприятным чпоком.

Кошка шмыгнула носом, а я швырнул безвольное щупальце обратно в воду, и оно медленно пошло ко дну.

Сэша тут же начала осматривать себя. Увидев на своей светлой коже ряды круглых, багровых кровоподтёков, она издала протяжный, горестный вой.

— О-о-ой! Я вся в пятнышку! Как леопард! Только фиолетовый! Я теперь некрасивая-а-а!

Она начала всхлипывать, тыча пальцем в следы на животе.

Шондра села рядом и по-матерински обняла её за плечи.

— Радуйся, что осьминог тебя не сожрал, — строго, но с сочувствием сказала она. — Кстати, а почему он тебя не сожрал? Они же мелкую добычу на месте жрут, в логово тащат то, что нельзя сразу засунуть в клюв.

Я тоже об этом задумался. Пожал плечами.

— Может, его что-то отвлекло. Какой-нибудь хищник? Ещё крупнее его самого, если такие здесь водятся. Ну или тот ктулонец мимо проходил по дну — он тоже здоровенный.

— Не-а, — подала голос Сэша, шмыгая носом. — Я пыталась с ним пообщаться.

Мы с Шондрой переглянулись.

— В смысле — пообщаться? — уточнила турельщица.

— Ну, я почувствовала, что он очень одинокий и голодный, — объяснила она, вытирая слёзы. — И я ему сказала: «Привет, большой осьминожка! Не ешь меня, пожалуйста! Давай лучше дружить!» Но он почему-то не хотел слушать. Он такой необщительный!

Охренеть. Кошка не погибла, потому что инстинктивно попыталась установить контакт с примитивным, хищным разумом.

Этот неожиданный ментальный «привет» от его потенциальной еды, должно быть, вызвал у Барнаби короткое замыкание.

Смятение, удивление — этого хватило, чтобы дать мне время.

— А почему он не захотел дружить, кити-кити? — с обидой спросила Сэша. — Он просто начал меня ещё сильнее сжимать.

Я присел рядом с ней на корточки.

— Сэша, — постарался говорить мягко. — Не все хотят дружить.

Она посмотрела на меня огромными, полными удивления глазами.

— Не все? — переспросила кошка, будто я сообщил ей, что небо на самом деле зелёное.

— Нет, — подтвердил я.

— Но… почему?

— Потому что мир полон мудаков, — сказала Шондра.

— Но ты молодец, что попыталась до него достучаться, — быстро добавил я, видя, как Сэшина мордочка начинает дрожать. — Ты спасла себе жизнь.

Она на мгновение задумалась, а потом её лицо просияло.

— Кити-кити! Значит, я всё-таки молодец!

Я вздохнул и поднялся.

— Да, ты молодец. Вот ещё бы не сбегала от остальных и не шлялась по лесу без разрешения — и совсем красава. А теперь пойдём отсюда, пока ещё кто-нибудь не решил с нами подружиться.

Мы уже собирались двинуться вглубь пляжа, в сторону города, когда Сэша вдруг замерла.

Её глаза расширились от ужаса.

— Хики! — пискнула она. — Мой малыш! Он остался там, в лесу!

— Ты и его с собой взяла? — устало спросила Шони.

Кошка сразу же кивнула и посмотрела на меня с такой мольбой, что моё сердце могло бы ёкнуть… не будь оно уже очень хорошо закалено этой пушистой заразой.

Я закрыл глаза. Спасти кошку от гигантского спрута, чтобы потом идти в тёмный лес искать её крылатого лисёнка.

Отдых становится всё лучше и лучше.

— Ладно, — сказал я. — Заодно мою шляпу найдём.

* * *

ЗА ЧАС ДО ЭТОГО (когда Сэша ещё не прокралась на цыпочках к выходу и не слиняла, махнув пушистым хвостом)…

С наступление ночи в «Пьяный Кракен» набилось ещё больше посетителей, чем пару часов назад. Они шумели, спорили, делились новостями и байками про рухнувшего на берег ктулонца.

— Прикинь, как обделался хозяин «Щупальца удачи», — вещал фиолетовый глубляк, — когда этот переросток сунул собственное щупальце в окно и заорал: «НА, ЗАБИРАЙ СВОИ КРОВНЫЕ!»

Второй глубляк, синекожий, подавился «Кракен-брау», закашлялся и со смехом сказал:

— А крупье как увидел его глаз во всё окно — сразу в обморок!

Зелёный, самый подвыпивший, ухмыльнулся:

— Теперь проблема — он хочет снова играть, а в здание не влезает! Ха!

— Ну и что? Пусть играет снаружи! — фыркнул фиолетовый.

— Да! Крутит рулетку через окно, кости кидает прямо на крышу! — сказал синий.

— Ставки делает волнами! — заржал зелёный. — «Ставлю сто гриндольфов на красное!» — и накатывает цунами на игровой стол!

— А если проиграет — просто затопит здание и скажет: «ОЙ, СОРЯН, НЕЧЕГО БЫЛО СО МНОЙ ИГРАТЬ!»

Бармен-робот, протирая кружку, вздохнул:

— Лучше бы он остался должен…

За дальним столом сидели осколки экипажа избушки.

Шондра ушла, оставив девушек переживать, кто как умеет.

Фенечка, спасённая и утешенная, лежала на столе в небольшой лужице тёмного, вязкого мазута и периодически сладко порыгивала.

Сэша, уткнувшись мордочкой в лисёнка, жалобно всхлипывала.

— Я не хочу, чтобы Волк нас бросил, кити-кити! Я буду себя хорошо вести и даже буду вовремя убирать