Моя чужая новая жизнь - Anestezya

— Скажите ему, что я сирота, — хихикнула я.

— Не смешно, — огрызнулся Вилли, с неодобрением глядя, как я, чуть ли не урча, жую. — К тому же, если он узнает, что ты переводчица, обязательно поинтересуется, откуда ты знаешь русский. Как-то не вяжется со сказочкой, что мы до этого всем рассказывали.

Думаешь, мне слабо придумать новую?

— Ну, что молчишь, кончилась фантазия? — иронично спросил он.

Да щас!

— А почему я обязательно должна быть переводчицей? Можно сказать, что я радистка или медсестра.

— Договоритесь тогда, что отвечать, когда родители начнут расспрашивать, кто ты, да откуда. Если уж врать, так одно и тоже, — Вилли страдальчески вздохнул. — Это последний раз, когда я ввязываюсь из-за тебя в авантюру.

Ох, не зарекался бы ты, «братик». Если мы с Фридхельмом всё-таки поженимся, тебе придётся ещё долго терпеть меня и мои «авантюры».

Пока мы бродили по городу, перемещаясь от вокзала к городской комендатуре, а затем в их квартал, я старательно запоминала, где что находится. А то будет странно, что я не знаю ни одного магазина или парка. Оказалось, что их квартал достаточно далеко от рейхстага, где находится мой «отчий дом». Отлично, значит не придётся врать, почему я не здороваюсь с соседями и знакомыми, которые теоретически у меня должны быть.

— Может, лучше отложим знакомство с твоими родителями? — спросила я. — А то свалюсь как снег на голову.

— Не вижу смысла тянуть, — Фридхельм обнял меня и ласково потёрся щекой о мою макушку. — К тому же я уверен, ты понравишься маме.

Вилли на это лишь загадочно усмехнулся, а я снова занервничала. Папаша у них идейный нацист, и жить рядом с ним всё равно, что с бомбой замедленного действия. С мамой тоже, скорее всего, не всё так просто. Если Фридхельм у неё в любимчиках, чувствую, мне предстоит пройти серьёзный экзамен в её глазах. Свекровь она и в Африке свекровь. Редко кому везёт, чтобы та с порога кинулась обниматься: «Доченька, родная! Сразу видно — ты лучшая в мире!» Гораздо чаще мамаша неодобрительно поджимает губки, и ты прямо читаешь в её глазах бегущей строкой: «Господи, да где он её нашёл? Какая любовь всей его жизни? Да разве ж для неё я ягодку свою растила, ночей не досыпала, диатез на попке лечила и Растишку за ним допивала?»

Я в принципе особо не любила все эти помпезные посиделки с предками и всячески старалась избегать. Отшучивалась, мол, если соберёмся подавать заявление в загс, тогда и познакомимся, но увы. Маму из жизни мужика убрать сложно, и в прошлом я пережила не одни такие смотрины. Мамы брутальных мальчиков чаще всего либо радовались, что сын обзавёлся адекватной девушкой и возлагали надежды, что он наконец-то остепенится. Либо сочувственно советовали мне бежать подальше, я же такая «милая девочка», а он весь в отца, «поматросит и бросит». Но однажды настолько не свезло, что я ещё долго нервно дёргалась, когда девчонки в нашем отделе начинали обсуждать своих свекровей. Мой очередной бойфренд был милым интеллигентным юношей, эдаким непризнанным гением, а по-простому начинающим писателем с тонкой душевной организацией. Именно после него я надолго зареклась иметь дело с такими умниками. Естественно его мама трепетно любила свою кровиночку. Никогда не забуду её взгляд, когда он притащил меня на семейный ужин. Я даже решила, что тётка работает где-то в следственных органах. И понеслось… «У Данечки с детства слабый желудок, ему необходима диета. Вы умеете готовить паровые котлетки с тыквой?» Мне хотелось сказать, что её Данечка поглощает в промышленных масштабах мои самые обычные, без всякой пареной тыквы котлеты, и борщ с чесночными пампушками, и много чего ещё и ни разу не пожаловался на слабый желудок. К счастью, я вовремя догадалась, что этим признанием подпишу себе приговор. «А сколько вы зарабатываете? Я так понимаю, ваша вызывающая одежда и косметика стоят немало. Не хотелось бы, чтобы вы алчно требовали от Даника работать на ваши прихоти, ведь если он будет отвлекаться на бесперспективную работу, никогда не сможет дописать свой гениальный роман…» Дальше — больше. Мамо стала чуть ли не по пять раз в день имитировать инсульты, припадки, впадать в кому и умирающим голосом просила позвать священника, нотариуса, труповозку. Лишь бы сыночка суетился рядом, а не жамкался где-то с чужой неприятной бабой, то бишь со мной. Ту войну я помнится проиграла, так что сильно сомневалась, что сейчас у нас выйдут милые семейные посиделки.

Ну что я могу сказать кроме того, что обычно всё бывает совсем не так, как ты расписываешь в своей голове? Фрау Винтер оказалась ни надменной стервой, ни ревниво оберегающей своё чадо курицей. Увидев на пороге нашу троицу, она порывисто обняла своих мальчиков, сквозь слёзы спросив:

— Что же вы не написали, что приезжаете?

— Вопрос с отпуском решился буквально в последний момент, — дипломатично ответил Вилли.

— Мама, ну что ты, не плачь, — Фридхельм мягко отстранился заглядывая в её глаза. — Письмо бы даже не успело дойти.

Фрау Винтер наконец заметила, что я маячу на пороге, и удивлённо приподняла брови.

— Познакомься, это Эрин, — Фридхельм взял меня за руку.

Её взгляд скользнул по моей форме, и она доброжелательно спросила:

— Вы вместе служите?

— Мама, Эрин моя невеста, — улыбнулся Фридхельм.

— О… — опешила она. — Ты ничего не писал мне…

— Ты же знаешь, я не люблю доверять личное бумаге, — ответил он.

— Ну, что вы стоите в прихожей? — спохватилась она. — Наверное, голодные с дороги.

— А где отец? — спросил Вилли.

— Должен скоро вернуться, у них сегодня очередное заседание, — уже с кухни ответила она.

Так, «мама» в обморок не упала, уже