Моя чужая новая жизнь - Anestezya

волоске? Фридхельм без особой радости, но согласился со мной. Всё-таки ребёнок — не игрушка. У неё нашлись родственники, да и мы с таким кочевым образом жизни не самые лучшие родители. А если бы меня ранило, когда мы отсиживались в окопах? Сложно представить, что парни по очереди стали бы нянчиться с перепуганной девчушкой. Я старалась утешаться этими аргументами, игнорируя мысли, что у нас могла бы быть своя малышка.

— Ты правда хочешь остаться с тётей Верой? — всё-таки спросила я.

— Ага, — кивнула Лиза. — Я попрошу её отвезти меня к маме с папой.

Бедная тётя Вера. Ей теперь предстоит частенько отвечать на каверзные Лизины вопросы. Девочка смотрела, как я неторопливо укладываю вещи, и неожиданно подвинулась, крепко обняв меня за шею.

— Я больше не увижу тебя?

— Скорее всего нет, — честно ответила я, достав фотографию её родителей, прихваченную из опустевшего дома. — Вот, возьми, — протянула её девочке. — И помни, что они любят тебя, даже если сейчас не рядом.

Девочка бережно разгладила слегка загнувшиеся уголки и вздохнула:

— Жалко, что Ванькиной карточки у нас нет.

— Ты будешь помнить его здесь, — я коснулась её лобика.

* * *

Дойчланд, дойчланд, юбер аллес…

Этот блядский гимн уже успел надоесть до чёртиков, а ехать нам ещё долго. Меня конечно мало что может смутить после проживания в солдатской казарме, но блин как-то я уже отвыкла от этой экзотики. Чёртовы бюрократы-немцы засунули меня в общий вагон, опираясь на безликие инициалы Э. Майер. Видимо, и в голову не могло прийти, что это девушка. Вильгельм попробовал договориться, чтобы меня перевели в купейный вагон, но пока что безуспешно. Так что придётся «наслаждаться» пьяным исполнением национального гимна, пошлыми шуточками, храпом, запахами колбасы, перегара и нестираных сто лет носков. Фридхельм недовольно покосился на наших соседей, которые увлечённо резались в карты, громогласно матерясь на проигрышных моментах, и вздохнул:

— Потерпи, Вильгельм обещал что-нибудь придумать.

— Да ладно, — усмехнулась я. — Это напоминает времена, когда «Карл» в ужасе приобщался к солдатской жизни.

— Знала бы ты, как я боялся, что кто-нибудь догадается, что ты девушка, — его глаза потеплели от этих, сейчас уже забавных, воспоминаний.

— А ещё кое-кто мог бы мне и сказать, что раскрыл секрет «Карла».

— Я боялся, что с перепугу ты вообще сбежишь. К тому же кое-кто постоянно ершился, стоило мне подойти ближе. — Дурачок, я ведь действительно считала, что ты запал на задницу «Карла».

— Мне удалось договориться, тебя переводят в купе, — к нам протиснулся Вилли. — Пойдём.

В тамбуре нас остановил солдат, в полутьме я не разобрала его звание.

— Предъявите документы.

Винтер протянул свой военник, и я тоже стала рыться в сумке.

— Проходите, — вежливо улыбнулся парень. — Желаю приятного отпуска, герр обер-лейтенант. И вам тоже, фройляйн.

Это они дезертиров отлавливают? То, что он шёл прямо за нами, слегка напрягало. Я так и не научилась спокойно воспринимать левых солдат, казалось, от них постоянно исходит угроза. Особенно, когда они лезут копаться в моих документах. Я оглянулась — парень резко подёргал дверную ручку туалета.

— Там уже давно кто-то заперся, — к нему подошёл фельдфебель. — Откройте дверь, или нам придётся её сломать! — Ну чего ты встала, пойдём, — поторопил Вилли, но услышав громкий треск двери, тоже оглянулся.

— Ваши документы.

В туалете пряталась молодая женщина с мальчиком лет трех. Она немного растерянно смотрела на мужчин:

— Вы пугаете моего сына. Разве я что-то нарушила?

— Это обычная проверка, фрау, не задерживайте ни себя, ни нас. Покажите ваш паспорт и детское свидетельство.

— Меня ограбили на вокзале, все документы остались в чемодане, — напряжённо ответила она, прижав к себе ребёнка .

Вроде на еврейку она не похожа и говорит без акцента, но эти невербальные жесты и чуть дрогнувший голос выдавали её страх.

— Прошу вас пройти с нами, — в вежливом тоне фельдфебеля мелькнули металлические нотки.

— Я обратилась в комендатуру вокзала, и мне сказали, что документы восстановят по месту жительства, — возразила она, уже не сдерживая нервозности. — Разрешите нам вернуться в купе. Ребёнок устал, и я должна покормить его.

— Повторяю, пройдёмте с нами, — он настойчиво взял её под локоть, слегка подталкивая к двери в тамбур. Мелкий, не понимая, что происходит, начал хныкать. Вильгельм резко отодвинул тяжёлую дверь купе и дёрнул меня за руку, прошипев:

— Тебе особое приглашение нужно?

В купе сидела какая-то тётка и неодобрительно поджала губы, глядя, как мы препираемся на пороге. Вилли забросил мой ранец на полку и недовольно шикнул:

— Обязательно было смотреть на них? В следующий раз проходи куда шла.

— Что там за шум? — прислушалась женщина.

— Всё в порядке, обычная проверка документов, — натянуто улыбнулся ей Винтер.

Дождавшись, пока он выйдет, женщина презрительно скривилась:

— Первый и последний раз я посещаю эту варварскую страну. Постоянные задержки на вокзалах, пьяная солдатня в соседних вагонах, а теперь ещё, возможно, в поезде разгуливают шпионы.

«Ну и чего ты тогда поперлась в Россию?» — подумала я.

Судя по дорогому шёлковому платью и жемчугу на шее и в ушах, дамочка явно не бедная. Жена какого-нибудь генерала? Она бросила на меня оценивающий взгляд, словно решая, достойна ли я разговора, но, видимо, скука победила, и через полчаса я уже знала о ней практически всё. Фрау Лемм действительно оказалась женой полковника, приехала в Минск навестить мужа, но быстро стухла в «варварской стране» и теперь с радостью возвращается домой к милым