Фантастика 2024-82 - Алексей Переяславцев

На стене у замначотдела красовался дивной красоты календарь. Контрабандный, понятно. Каждому месяцу был отведен свой глянцевый лист, причем все надписи были только по-русски. Но помимо привычных дат и дней недели там были напечатаны цветные фотографии. Один раз, воспользовавшись кратким отсутствием коринженера в кабинете, Полознев наскоро перелистал календарь. Картинки были самыми разными. Имелись там пейзажи: морской берег с пальмами, горная долина с возвышающимися вдали синеватыми пиками, было одно бескрайнее поле, заполненное подсолнухами. Имелись и фотографии животного мира: изумительной расцветки рыбы; тигрица, умиленно глядящая на двух совсем маленьких тигрят; птицы с ярчайшим оперением, которых капитан сроду не видывал. Короче, было на что посмотреть постороннему человеку.

Но со временем наблюдательному начальнику охраны бросилось в глаза кое-что другое. Как-то непривычно часто и беспокойно Сергей Васильевич поглядывал на этот роскошный календарь. Вот почему в крошечной комнатешке, отведенной под размещение охраны, прозвучало:

- Нет, Марат, тут другое. Он боится.

Словесного ответа не было. Но взгляд подчиненного оказался весьма красноречив и означал: 'Ты, командир, часом, не спятил?'

- Он боится какой-то даты. Что-то должно случиться, и он опасается... даже точно не скажу... вроде как не успеть к ней нужные дела сделать.

- Какой такой даты?

- Нарком знает.

Голос капитана госбезопасности выражал полнейшую уверенность, хотя это как раз был тот самый случай, когда фактов не имелось.

Интуиция, предвидение, чуйка - короче, то чувство, наличие которого отрицает наука и насчет которого понимающие люди твердо уверены, что оно существует - так вот, оно не подвело. Полознев был полностью прав. Эта дата была очень хорошо известна Страннику. Берия и Сталин тоже ее знали, но относились по-другому.

Капитан госбезопасности угадал не только это. Его подопечный и вправду не в шутку опасался, но все же он предпринимал некоторые меры.

При каждом удобном случае коринженер вежливо интересовался у товарища наркома, не появились какие-либо сведения о начале подготовки Германией войны с Советским Союзом. Лаврентий Павлович столь же вежливо (кто бы знал, каких усилий это ему стоило) отвечал каждый раз примерно так:

- Нет, Сергей Васильевич, ни по линии моего наркомата, ни от военной разведки никакой подобной информации не поступало.

Еще одной мерой был разговор с Эсфирью Марковной. К этому моменту она была уже не исполняющей обязанности, а полноценным начальником вычислительного отдела. К звонкому названию должности имелись хорошие добавки в виде весомого оклада и других приятностей.

Если сказать правду, диалог свелся к почти что монологу. Дело в том, что свою задачу (материально обеспечить вычислительные возможности на двадцать лет вперед) Рославлев выполнил еще раньше. Склады были заполнены. Дальнейший разговор (после приветствий) протекал так:

- Фира...

От одного этого обращения у девушки расширились глаза. Подобного от Сергея Васильевича она еще не слышала.

- ...когда меня не станет, вам предстоит сделать то, что написано в этой инструкции. Изучите ее прямо сейчас, запомните и уничтожьте. Хотя нет, лучше я это сделаю сам.

В инструкции не было прописано ничего сложного. Взять распечатки и пальчиковые носители... поместить в конверты... надписать адрес... отправить через... помалкивать.

- Вам все понятно? Отдайте лист мне. Я знал, что с памятью и сообразительностью у вас хорошо. Теперь объясню, почему это все затеяно. Когда я исчезну или умру - вот это лицо должно получить сведения. Надеюсь, вы сами догадались, что более никому не надо знать об этих предметах?

Эсфирь совершенно не к месту вспомнила событие из детских времен. Отец в трезвом виде (это уже тогда бывало нечасто) угостил дочку мороженым. Пятилетняя Фирочка по неопытности откусила громадный кусок и тут же его проглотила. Ощущения были крайне неприятны: сладкий вкус не проявился, а вот мерзкий ледяной ком внутри удовольствия не доставил. Папа это заметил и объяснил девочке, что так мороженое не едят, его надо облизывать.

Точно такой же ледяной ком внутри создался из ничего в тот момент разговора.

Последовало медленное движение головы вниз. Оно означало: 'Все сделаю.' Это было обещанием.

Конечно, же Странник не знал, что может произойти 22 июня 1941 года в этом мире. Он лишь предполагал. В добрые намерения Игрока (так он его мысленно называл) не верилось совершенно.

С самого начала ставилось условие: предотвратить Великую Отечественную войну с Германией. И вроде бы задача выполнена; по всему видно, что Третий Рейх не намерен воевать, но...

На часах было четыре пополуночи. Ложиться? Ну нет. Рославлев механически жевал сухарики и запивал чаем, не замечая вкуса.

И ничего не случилось. Ни в четыре, ни в пять, ни в семь утра. Ничего. Не было телефонных звонков. Никто не пришел будить.

В обычных обстоятельствах такое не вызвало бы удивления. В конце концов, воскресенье - законная причина для отдыха. Надо полагать, так и думали подчиненные, начальство и охрана.

Матрикатор сам не знал, чего можно ожидать. Это и было самым скверным. Но ОНО, сколь угодно ужасное, так и не возникло.

Где-то уже близко к полудню инженер попытался собрать мысли в кулак. Для начала он попробовал сматрицировать хоть что-то. Первое, что пришло на ум: шоколадка. Да, хороший черный шоколад. И плитка появилась на свет.

Пришлось признаться самому себе: ожидания не оправдались. Война с немцами так и не началась (пока что), а Игрок ничем себя не проявил. Что ж, предстояла работа. Нудная. Долгая ли? Вот это было неизвестно.

Но еще до того, как сесть за клавиатуру - а именно с помощью мощного компьютера работу и предстояло сделать - старый инженер взял два конверта. Один уже был запечатан, и на нем красовалось имя адресата. На втором ничего надписано не было. Зато он вместил в себя и первый конверт, и листок с текстом.

Инструкции для охранника были просты, как деревянная ложка:

- Товарищ сержант, этот конверт для товарища Полознева. Передать лично в руки. Дело не спешное. Полагаю, вы увидите его в течение суток, тогда и передайте.

Поручение не выглядело чем-то экстраординарным. И сержант его добросовестно выполнил.

Далее работа выглядела не очень понятно для постороннего, даже если бы тот обладал некоторым знанием в части вычислительной техники будущего. Странник, проглядывал дерево папок, открывал некоторые файлы, тут же их закрывал, вносил правки в другой файл (тот все время был открыт), снова вглядывался в длиннейшие списки...

Результатом трехневного труда оказались листы распечаток в немалом количестве. Для них пришлось взять конверт площадью в те самые листы. С ним матрикатор пошел на прием все к той же Эсфири Эпштейн. Но на сей