Лавка «Вермиллион» - Джейми Пэктон

Сейчас особого великолепия Твен не видел. Эта мысль напомнила ему о том, зачем он влез на скальную колонну. «Пора спускаться».

Твен огляделся по сторонам в поисках перьев, которые мог пропустить. Целая куча забилась в трещину в скале между пары гнезд. Твен запустил руку в расселину, вытаскивая горсть. Но в руке оказались не только перья. Среди их пурпура лежало что-то гладкое и серебристое.

– Быть такого не может, – пробормотал Твен.

Бросив перья в сумку, Твен аккуратно потянул за серебристую нить. На ней висели кусочки водорослей, отломившиеся от гнезда веточки, пушинки.

Серебряная нить блестела, как омытая росой паутина, и издавала негромкий металлический звон. Твен закрыл глаза, прислушиваясь к мелодии, и перед его взором пронеслась серия образов: серебряная струна пела о темноглазой девушке, о цирке под звездами, о миллионе желаний.

Твен осторожно покрутил нить в руках.

Звездный свет!

Он нашел звездный свет!

От такого открытия Твен едва не упал со скалы.

Звездный свет был самой вожделенной вещью в Североне, а то и во всем мире. Два столетия назад Салон, небольшая группа северонских художников, писала звездным светом картины и плела из него кружева. Отец рассказывал Твену сказки о волшебном кружеве, способном влиять на будущее и менять судьбы.

Согласно учебникам истории, лишь члены Салона знали, откуда взялся звездный свет, и унесли секрет с собой в могилы. Долгое время никому не удавалось найти ни клочка звездного света – но вот он, Твен, наматывает на руку целую нить сокровища. Нить сияла, как бесценный браслет, и пела свою меланхоличную песню.

Твен торжествующе вскрикнул, спугнув пару чаек, севших на скалу рядом с ним. Не стой Твен на выступе высоко над морем, он мог бы пуститься в пляс.

Потому что нить звездного света принесет больше денег, чем целый воз перьев гагарки. На них Твен купит себе новую одежду, билет на корабль, уходящий из Северона, и устроится – хорошо устроится – где-нибудь далеко за морем.

Взгляд Твена скользил над водой, голова кружилась от бесконечных возможностей. Вырученные за эту нить звездного света деньги купят ему свободу, к которой он всегда стремился. Твен сможет начать новую жизнь и путешествовать по миру. Он сможет купить хорошую скрипку (если когда-нибудь опять начнет играть) или дом в Вердигри, о каком они с Зандом мечтали долгими холодными ночами в своей лачуге.

Эта нить позволит ему сделать всё что угодно.

Ну или почти всё.

Нить точно не позволит ему слететь с этой скалы. А эта проблема куда насущнее фантазий о том, на что потратить свое гипотетическое богатство.

Стараясь не повредить звездный свет, Твен начал долгий спуск со скалы, уверенный, что скоро его жизнь полностью изменится.

Глава 2

Кинта

Это был день открытий.

Кинта Ороре, кислолицая девушка, все свои семнадцать лет с трудом боровшаяся за выживание, чувствовала это нутром. Только находилась она в фотостудии, где работала с раннего утра, и прямо сейчас времени на открытия у нее не было. Она отчаянно старалась не вспылить, поправляя фон для портрета за спиной миссис Дэвенпорт, дородной белой женщины в нелепом костюме ведьмы. Миссис Дэвенпорт, богачка средних лет, позировала для портрета тринадцатый раз за месяц и считала, что это к счастью.

– Пожалуйста, примите позу, – сказал фотограф Пьер, владелец студии, как всегда, щеголеватый, в хорошо сидящем костюме с зеленым шелковым кашне, идеально гармонирующим с его золотисто-коричневой кожей. Он отрегулировал «гармошку» фотоаппарата, фокусируя объект съемки.

– Так? – прощебетала миссис Дэвенпорт. Глядя через плечо и протягивая левую руку, она словно накладывала заклинание. Остроконечная, расшитая блестками шляпа у нее на голове опасно накренилась.

– Обворожительно! – проворковал Пьер, не отрываясь от объектива. – Кинта, накидку поправь!

Нахмурившись, Кинта разгладила длинный кусок ткани, струившийся с плеч миссис Дэвенпорт. Дважды вспушив накидку для «особой таинственности», на которой специализировалась студия Пьера, Кинта переступила меловую черту, отделявшую место кадра.

– Не двигайтесь! – велел Пьер.

Миссис Дэвенпорт старалась, она правда старалась, но, пока Пьер вставлял в аппарат стеклянную пластину, потеряла равновесие, покатилась вперед и рухнула беспорядочной кучей накидки, звездочек, блесток и реквизита.

Пьер чуть слышно выругался, миссис Дэвенпорт покраснела.

– Такими темпами они никогда меня не примут, – пробормотала она. – Даже с моей родословной.

Под словом «они» подразумевалось Северонское общество ведьм, элитарная группа богачек, которые больше всего на свете любили собираться в своих насквозь продуваемых особняках, чтобы тасовать колоды карт Таро, читать заклинания из старых гримуаров и фотографироваться в нелепых костюмах. По всей справедливости, миссис Дэвенпорт следовало быть в их рядах, ведь, как и у Кинты, ее предками были члены древнего магического Салона. Но дамы из СОВ отличались чванливостью и не считали миссис Дэвенпорт достойной к ним присоединиться.

Бедная миссис Дэвенпорт добивалась вступления последние несколько лет, но ее фотографии постоянно отвергались, и до сих пор она не предоставила СОВ сколь-либо ценную магическую информацию.

Это препятствие для вступления было откровенно абсурдным, ведь магия исчезла из Северона почти двести лет назад. Однако это не значило, что ученые Арканы и богачки из Вердигри ее не искали. Магия была веками не виданным залогом власти, престижа, фешенебельности и так далее. Миссис Дэвенпорт и ей подобные жаждали ее превыше всего.

Кинта хорошо знала это чувство.

Когда девушка бросилась помогать миссис Дэвенпорт подниматься, ее взгляд упал на стену, где висели фотографии членов СОВ. Благодаря техническим уловкам Пьера одна женщина пила чай со скелетом, стилизованным под Смерть, а молодая девушка летела на метле над крышами Северона. Были еще десятки фотографий, все как одна броские и однозначно поддельные.

Но не они привлекли внимание Кинты. От фотографии своей матери, Элейны Великой, примы и бывшей владелицы некогда известного в Североне Небесного Цирка, не могла отвести взгляд девушка. В центре посвященной СОВ экспозиции гордо выставили фотографию красивой белой женщины в струящемся платье, сидящей на краю фальшивого полумесяца. Элейна выглядела слишком молодо, чтобы быть матерью, и, в отличие от Кинты, никогда не хмурилась от смятения.

«Тебе нужно чаще улыбаться, – говорила мать. – Иначе никто не узнает, для каких великих дел ты рождена».

Вспомнив это, Кинта нахмурилась сильнее и задала себе тот же вопрос, что задавала всегда, глядя на портрет матери: смерть Элейны вызывает у нее скорее злость, чем скорбь? Да? Нет? И то и другое? Кинта не знала.

Раздосадованно вздохнув, Кинта прикоснулась к стеклянному пузырьку,